Четыре четверти страха

– А знаешь, что этому предшествовало? – перебиваю я. Мне хочется сделать ей больно. Но не физически, а морально. – Все началось с того, что я собственными глазами видел, что сделал Эдуард с твоей Юлей. Представляешь? Все! С самого начала! До самого конца!

Я просто случайно оказался не в том месте не в то время. Только и всего!

Меня воспитывали в уважении к любой форме жизни. Говорили, чтобы я не обижал собачек, уточек, кошечек, а тут такое…

Помнишь, я писал тебе об одной ужасной вещи, произошедшей со мной в детстве? Это как раз и было убийство твоей сестры. Жуткое убийство. Кровь! Везде кровь и ошметки мозгов, осколки костей… Жуть!

Я подумал, что если мир после такого не изменился, небеса не рухнули на землю, огонь не поднялся из глубин океанов… Если никто не понес ответственности, значит, так оно и должно быть.

Все в пределах нормы. Ведь что такое норма? Это всего лишь мнение большинства. Если в обществе принято есть сердце поверженного врага, то отказавшийся делать это будет ненормален.

Глаза Василисы широко распахнулись, она не мигая уставилась на меня.

– Да, – я кивнул. – Я все видел и долгое время мучился этим. Переживал, не спал ночами, потому что мне снились кошмары.

Почему я никому не рассказал о том, что видел? Сначала боялся, потом как-то свыкся, а потом мне даже начало нравиться то, что ты, Василиса, страдаешь от незнания и неизвестности, Дмитрий – от увиденного, а Эдуард от содеянного и позабытого.

Это я заставлял вас страдать. Одно мое слово прервало бы этот порочный круг, но я этого уже не хотел. Мы все были связаны. И это все было создано только одной смертью. Только одной человеческой смертью! Практически вся верхушка благородных господ превратилась в жалких сопляков из-за одного-единственного трупа.

Тут я понял цену человеческой смерти. Почему одна человеческая смерть стоит много больше смертей других существ? За мешок топимых, задыхающихся в темноте под водой котят тебя не посадят в клетку. За выстрел в бездомную собаку посреди улицы тебя не заклеймят смертельным грехом. А за никчемного человечишку могут пожизненно лишить свободы.

Уже сама по себе смерть человека – грозное оружие. Сколько же можно сделать несколькими смертями? Свергнуть власть, прийти к власти, заставить всех говорить, заставить всех молчать, рушить города, строить города, подвигнуть человечество к развитию, склонить к деградации.

С помощью смерти можно совершить многое. Именно поэтому многие в данный момент мертвы. Многие, кроме тебя. Ты в ближайшее время не умрешь. Я просто оставлю тебя здесь навсегда.

Глаза Василисы распахнулись еще шире. Некоторое время мы просто молчали.

– Ты будешь держать меня здесь, как профессора Рэма Эрстмана? – наконец спросила она.

– Типа того, – отвечаю я. – Я не мог его убить сразу. У Эрстмана просто было то, что мне нужно. Он был лечащим врачом Эдуарда и Дмитрия Самойловых. А мне, как только что закончившему медицинский университет, не отдали бы такой сложный случай просто потому, что старик захлебнулся бы в ванне. Даже невзирая на факт, что я был лучшим его учеником.

Ну что же… Одно убийство связало четырех человек, так, может быть, парочка убийств свяжут одного? Пришлось играть. Пришлось фантазировать. Пришлось изобретать серийных убийц, которые начали терроризировать город.

Это был феерический спектакль. Естественно, никто до определенного времени не догадался, что это был всего лишь один-единственный человек, ведь и поведение, и внутренние потребности у них были разные.

Больше всего мне нравился «Судья». Он реально позволял мне раскрыться. Плюс ко всему можно было почерпнуть много нового о различных видах казней. К убийству, предположим, ведьмы нужно же было готовиться. Читать об инквизиции, обрядах, заклинаниях и так далее.

Но самое главное – ощущение правого дела. Я ведь действительно делал этот мир лучше. Все эти гадалки-шарлатанки, проститутки, наркоманы, гомосексуалисты действительно были бы казнены буквально пару сотен лет назад. Тогда это было приемлемо, тогда это было нормой. Так почему же это неприемлемо сегодня?

«Измайловский влюбленный» меня просто бесил. Нет абсолютно никакого удовольствия совокупляться с неподвижным и ничем тебе не отвечающим женским телом. Это были практически секс-куклы. Живые секс-куклы. Однако и в этом был какой-то свой мазохистский кайф.

«Ювелир» – это вообще полный псих, но удовлетворяющий человеческую потребность в коллекционировании и жажде наживы. Человеческую, но не мою. Все украшения жертв сейчас зарыты в Сокольниках в Ляминском проезде на глубину буквально десяти сантиметров. В идеале скоро их должны будут найти. Должны и найдут! Но это в итоге ничего не даст, так как все эти важные улики кто-нибудь, снедаемый корыстью, присвоит себе. И одна за другой все эти улики будут растасканы по ломбардам, подругам, любовницам.