Оценить окружающие события мне было сложно. Казалось, отказавшись от убийства гвардейцев, я просто переложил всю ответственность на бедную девушку, ведь они пропали, и судьба их мне осталась неведома. Безусловно, она начала винить себя в гибели остальных, избежать того можно было лишь сразу от их избавившись. Не отделись они, часть, скорее всего, погибла бы в самом конце. Вряд ли бы девушка уследила за всеми, а неведение не так болезненно, как личная ошибка.
Понятно, редко всё идёт точно по плану, но то, что получилось у нас, всё больше и больше напоминает бессмысленный набор обстоятельств, пересекающихся между собой, и я терял осознание своего места в сценарии. Паника мешала поиску новых идей, нас оставалось трое, и мы со Смолом особенно не торопились, ожидая финала.
Иногда пробивались порывы собрать волю в кулак и прервать обречённо-свободное падение порывом воли, ковать судьбу, а не надеяться на Свету — она могла банально не успеть среагировать — создать ещё несколько ледышек, мысленно упрашивая вселенную оградить меня от новых залпов, но одумался и доверился ей, ладонью, протерев лицо от воды, проникшей сквозь всю одежду.
Смирившись, я отчётливо рассмотрел быстро приближавшуюся землю всего в метрах ста, несколько секунд, но всё навскидку.
Кое-чего не видел, а трагедия продолжалась, пусть и далеко от места нашего приземления. Один из Гвардейцев уже успел удачно ступить на землю, даже избавился от парашюта и поднялся из грязи, упав на мокрую поверхность и ударившись. Его закрутило, и он сбросил парашют, почти разбившись, но раскрыв второй в последний момент. Опередив остальных, но сильно шмякнувшись. Повезло, почву размыло.
Моя скорость была слишком высока, понимая это, я почти смирился с неудачей, ветер так сильно бил по глазам, что казалось, будто они сейчас лопнут, а сердце остановилось, ожидая. Разумеется, все мои усилия не прошли зря, прыгая, я смог замедлиться, а если посмотреть в общем счёте, сбил скорость прилично, падая в половину медленнее, но узнать наверняка не вышло. Для резкого завершения трюка достигнуто было мало, хотя допущу, что заверши я действие, падение не стало бы смертельным. В качестве крайней меры вложил в защиту всё, что было.
Когда сгруппировался и приготовился к соприкосновению с поверхностью, сильный поток встречного ветра обжёг открытые участки и без того повреждённой кожи. Даже пришлось прикрыть лицо рукой, но сигналы нервных окончаний позволили мне вновь ощутить в себе жизнь и открыть очи. Я, как ребёнок, обрадовался стихии Светы несмотря на то, что ей поток ударил с огромной силой, будто он твёрдый, так, что стало очень больно, а кости хрустнули. Показалось, будто выбило пару суставов, и скелет залязгал от перегрузки.
Ветер подхватил меня перед самой землёй и подкинул вверх, а только потом плавно опустил посреди поля. Мне даже делать ничего не пришлось. Оказавшись на траве, хотелось уснуть прямо здесь или расцеловать её, меня разрывало от счастья, я просто гладил её, как родную, пусть и склизкую от непогоды. Всё очень сильно болело и ломило, будто меня всю ночь били дубинками, причём толпой. При попытках пошевелиться дискомфорт проходил по всему телу, да и не хотелось лишний раз двигатбся. Мешали икие прострелы в позвонках и пояснице.
Света молча устремилась в другом направлении, не проверяя, как я и Смол, она торопилась, всматриваясь в небеса в поисках остальных. Металась, стараясь проверить все возможные ракурсы, никого не упустив, а я к ней не приставал. В такую погоду сложно видеть дальше десяти метров, факт, что она смогла поймать нас, уже поражал.
Смол показал мне тело Вани, оно упало недалеко, Света его поймала, а значит, уже всё знала. Смотреть на мёртвое обезображенное тело или даже фарш я мог без отвращения, не впечатлителен, но в нынешнем подавленном моральном состоянии такого желания не возникло, и проверять услышанное я не пошёл. Бэк рассказал о характере ран, и что Ваня погиб не от удара о землю, а заодно показал трофейный Ятаган. Смол вынул его из трупа, не церемонясь, обтёр о чужую одежду, тщательно выбрав более-менее чистый кусок, и присвоил. Ранее отлично обходясь без ножей, тут он не устоял перед качеством. Настоящая награда — довольно старый клинок в отличном состоянии.
Я громко позвал Свету, требуя быстрее уходить таким составом, какой есть. Она не отрывала глаз от неба, я подошел ближе к ней, взял её за руку, привлекая внимание, и сказал:
— Уходим, спасибо тебе, ты спасла нас двоих, больше никого нет!
— Нужно всех подождать, ты ведь им обещал! — выкрикнула она, не переводя взгляда.
— Послушай меня, — дёрнув её за руки, громко, но спокойно крикнул на неё я. — Больше никого нет! А у гвардейцев парашюты, если их дождаться, придётся самим убивать! Так зачем?
До дальнейшей судьбы стрелка и пилотов мне, если честно, дела совсем не было. Может, это цинично, но глубоко в себе я желал им смерти в качестве некой компенсации для своей совести перед Ваней, я проигнорировал его мнение, теперь же он мёртв, а клинок в груди невольно расставил все точки, пусть и неверно.