Четыре Я Константина Симонова

В ответ, еще не успев осмыслить как следует это сообщение, спросила, откуда здесь можно позвонить Юзу. Оказалось, что для этого надо ехать в соседнюю деревушку и что связь бывает только по утрам. Так что придется подождать до завтра. Она в сердцах больно упрекнула себя за то, что не дала телеграмму сразу из аэропорта в Сухуми — так уж у них было заведено: если расстались, сообщать о себе друг другу при каждой возможности. Теперь Юз будет ждать вестей от нее и волноваться понапрасну.

Словом, два этих сообщения мигом вернули ее на землю, в привычную, всегда царившую вокруг К.М. атмосферу деловой и сосредоточенной суеты. С обычным для него стремлением все сразу прояснять, все ставить на свои места. К.М. добавил, что телеграмму о прилете Валентины и ее сына Толи — от первого мужа, летчика Серова — он получил только вчера. И сразу же взял им обратные билеты на Москву. Валя останется здесь всего на одну ночь, и Толя разместится по соседству.

На следующий день К.М. снова ездил в аэропорт. Весь день провели с гостями в городе. На даче появились лишь к вечеру. Сразу сели за стол. Ужин приготовила все та же Мария Акимовна — Маруся. На мгновение могло показаться, что вернулось прошлое. Может, и Вале так казалось? К.М. был разговорчив, шутил, подливал в бокалы ароматной «Изабеллы». После ужина сразу ушел к себе в кабинет. Валя, словно бы упустив этот момент, потерянно, с ее неповторимой слабой улыбкой, оглядывалась вокруг. Потом, обратившись к Нине Павловне и назвав ее по старой памяти Нинкой, сказала, что пойдет к себе, то есть в их маленькую пристройку. Через десять минут, сменив платье на сарафан, благо вечер был теплый и благоухал магнолиями и туей, Валя вышла на берег и прислонилась — ну, просто как в кино, — к росшей у самой воды березке. В эту минуту она показалась Нине Павловне такой же тонкой и одинокой, как эта березка. Она зачарованно смотрела на Валю из окна столовой. Ветер трепал концы наброшенной на голые плечи косынки. В это время в комнату вошел и остановился рядом шеф, и, похоже, тоже загляделся на эту косынку.

— Нина Павловна, — вымолвил он тихо, — у меня к вам большая просьба. Подите скажите Валентине Васильевне, чтобы шла отдыхать. Объяснения не будет.

Что было делать? Нина Павловна пошла, чувствуя себя палачом. Сказала. Та усмехнулась, знакомо повела головой и ушла к себе.

Наутро К.М. отвез ее на аэродром, а вечером сообщил Нине Павловне, что хочет познакомить ее со своей будущей женой. Так вот оно что! Тут она сообразила, откуда это преображение, так поразившее ее в первые же минуты их встречи в аэропорту Сухуми. Не догадываясь, о ком идет речь, и удивляясь сообщению, она в сердцах воскликнула:

— Константин Михайлович, куда вы торопитесь?

Он изумленно посмотрел на нее. Ему, понятное дело, непривычно было получать советы по таким поводам. Тут же, как и следовало от него ожидать, свел все на шутку:

— А что делать, Нина Павловна? Если не женюсь, буду бегать по бабам и пить.

Через день он познакомил ее с Ларисой. Вдова недавно умершего известного поэта-фронтовика Семена Гудзенко, дочка не менее знаменитого генерала Жадова.

Оказалось, отношения их уже имели определенную историю, хотя, конечно же, все началось после того, как К.М. ушел от Валентины. С улыбкой то ли смущения, то ли недоумения он поведал Нине Павловне, что отец Ларисы, узнав о планах дочери, запретил ей иметь какие-либо отношения с этим «писателем» — не хватит нам одного поэта, что ли? Когда она осмелилась ослушаться, тогда проклял и выгнал ее из дома с трехлетней дочерью Катей.

Быть может, оттого, что К.М. слишком явно подчеркивал, как он ценит и уважает Нину Павловну, Лариса при первой встрече взглянула на нее хмуровато. Было ощущение, что они при той первой встрече не очень-то понравились друг другу.

Нина Павловна совсем иначе представляла себе ту, которой предстояло занять место Валентины. К тому же как-то очень быстро и просто, казалось ей, все совершилось. Лишь стремление безукоризненно и подчеркнуто следовать «кодексу» поведения секретаря, как она себе его представляла, да отчасти еще не каждый день встречающаяся ситуация с изгнанием Валентины из дома, удержали ее от какого-либо выражения эмоций. «Твое дело — карандаш с тетрадкой да машинка», — напомнила она себе.

Лариса между тем легко и естественно вошла в их размеренную рабочую жизнь. Немногословная, властная, порывистая, если не сказать резкая, в жестах и разговоре, она без излишних комплексов освоила роль хозяйки дома, причем такой, которая не вмешивается в бытовые мелочи, в дневное расписание мужа, но в то же время все видит, подмечает и старается держать под своим контролем.