Четыре минус три

Прозреваю. Я же постоянно посылала в газеты информацию о наших представлениях! Адрес редакции включен в список моих контактов. Не преследуя такой цели, я сама доверила прессе историю смерти Хели, Тимо и Фини. И вот теперь должна принять решение, намерена я развивать этот контакт или нет.

Я раздумываю недолго. Судя по множеству ответных мейлов, я уже поняла, что люди благодарны мне за мою открытость в скорби и что они находят в моих словах утешение.

Если я своим рассказом способна кому-нибудь помочь, мне не следует его придерживать для себя.

А кроме того, газетная публикация — удобный повод поблагодарить своих «красноносых» коллег за поддержку.

Пусть люди знают, что клоуны — замечательные люди. И о том, какую важную работу они проделывают.

Я даю интервью в тот же день. На следующий день я вижу свою фотографию, сопровожденную короткой статьей, в газете. К тому же опубликованы отрывки из моего мейла. Статья отражает самое существенное, без всякой цели вышибить слезу. Я испытываю чувство облегчения и благодарности.

Пятница. Утро

Я выхожу из книжного магазина. Я хотела приобрести автобиографическую книгу, повествующую о том, как автор выстоял, пережив смерть близких. И он пишет об этом так, что своей книгой укрепляет дух читателя. К сожалению, ничего подобного я не обнаружила. Зато купила другие книжки. Об опыте столкновения со смертью. О скорби как процессе. И по парапсихологии.

Я бесцельно слоняюсь по пешеходной зоне, чтобы подышать воздухом и протянуть время до послеобеденного сна.

С утра я чувствую на себе взгляды. Любопытные взгляды. Как правило, исподтишка, но сострадательные и добрые.

Газета! Это же маленький город. Люди меня узнают. Тем лучше. Я радуюсь каждому, кому не надо ничего объяснять.

На некоторые взгляды я отвечаю взглядом. Но, главным образом, я смотрю вниз. Или разглядываю витрины.

Вот обувной магазин. Я захожу внутрь.

«Мне нужен ремень. Брюки падают».

Продавщица смотрит на меня ласково и понимающе кивает.

«Да. Понимаю. Думаю, мне известно почему».

Ага. Она прочитала сегодняшнюю газету. Должна я как-то реагировать на ее слова?

Я отвожу взгляд. Рассматриваю висящие ремни.

«Вот этот, думаю, мне подойдет».

Мягкая кожа. Олтичное качество. Но слишком дорого.

«Мы должны экономить», — слышу я голос Хели.

Разумеется. Хели, ты прав. Кто знает, когда я снова смогу работать.

Дешевые ремни мне, к сожалению, не нравятся.

«Следуйте за мной. У нас еще есть склад уцененных товаров».

Я следую.

«Уцененные вещи. Именно то, чем Хели всегда интересовался».

«Подождите минуточку».

Продавщица исчезает за каким-то стеллажом. Я слышу, как она в чем-то роется, пытается что-то найти. Через некоторое время она снова появляется передо мной с парой ремней в руках.

«Что это? Похоже, она плачет».

«Я прочитала о вашей судьбе. Я считаю, что вы невероятно сильный, необыкновенный человек. Я не могу представить себе, что способна выдержать что-нибудь подобное».

Господи, что мне ей ответить?

«В чем же необыкновенность, когда теряешь семью?»

Что я такое тут говорю?

«Спасибо».

Тоже как-то по-идиотски.

Мой взгляд желает снова ускользнуть. Но не знает куда.

Слезы продавщицы трогают меня. Недолго думая, я повинуюсь первому импульсу: обнимаю эту женщину.

Мы молчим, обнявшись. Смерть моей семьи сблизила нас, двух абсолютно незнакомых друг другу женщин.

«Это просто невероятно. У меня чувство, что это вы утешаете меня».

Ее слова звучат почти как извинение.

Снова я теряюсь, не зная, что ответить. Благодарю еще раз за сочувствие. И все-таки покупаю красивый, но слишком дорогой кожаный ремень.

Хели, закроем на это глаза. Ты только посмотри, как я с этим ремнем замечательно выгляжу.

Я должна просверлить дополнительную дырку. И ремень выглядит великолепно. До сих пор я ношу этот ремень. Можно сказать, ежедневно. Но дополнительно просверленной дыркой я с некоторых пор больше не пользуюсь.

Переход

Как себя правильно вести на похоронах? Я никогда этого не знала. И под любым предлогом избегала появляться. Все плачут, а я могу засмеяться. Ребенком я всегда боялась этого. При известии о смерти мои слезы отказывались течь. А если и текли, то не к месту, в «неправильный» момент.