Четыре после полуночи

Так и стояли, молча, прижавшись друг к другу, пока поезд не миновал их. Проводив взглядом удаляющиеся на Запад красные огни, Сара легонько отстранилась и посмотрела на Сэма.

— Боже мой, неужели я теперь свободна? Неужели ее больше нет, Сэм? Я просто поверить в это боюсь.

— Вы свободны. Ваш штраф тоже уплачен сполна. Навсегда и навечно. Понимаете?

Вместо ответа Сара начала покрывать глаза, щеки и губы Сэма быстрыми и нежными поцелуями. И смотрела на него во все глаза.

Наконец Сэм взял ее за руки и произнес:

— Давайте вернемся в дом, Сара. Отдадим последний долг Дейву. Да и друзья ваши, наверное, уже волнуются за вас.

— Они могут стать и вашими друзьями, Сэм… Если захотите.

Он кивнул:

— Да, Сара. Я хочу. Очень хочу.

— Честность и вера, — прошептала она, легонько прикасаясь к его щеке.

— Да, Сара, это святые слова. — Поцеловав ее, Сэм учтиво согнул руку в локте. — Позвольте вас проводить, мэм.

Сара взяла его под руку и улыбнулась.

— Куда угодно, сэр. Хоть на край света.

И они рука об руку побрели через лужайку к Ангол-стрит.

Несущий смерть

Памяти Джона Д. Макдональда

Мне не достает тебя дружище

И ты не ошибался насчет тигров

ПРЕДИСЛОВИЕ

Снова и снова меня спрашивают: «Когда же тебе надоедят эти „ужастики“, Стив, и ты напишешь что-нибудь серьезное?»

Раньше я думал, что оскорбительный намек вкрался в такие вопросы случайно, но с годами понял, что это не так. Я наблюдал за лицами людей, обращающихся ко мне с подобными словами, и они напоминали мне пилотов бомбардировщиков, жаждущих увидеть, упали ли бомбы в болото, поразили завод или склад со снарядами.

Дело в том, что практически все произведения, в том числе и смешные, написаны мною совершенно серьезно. Конечно, я могу вспомнить несколько случаев, когда сидел за машинкой и смеялся как безумный над только что отпечатанным пассажем. Мне не стать Рейнольдом Прайсемом или Ларри Войводом, это не для меня, но сие не означает, что мне безразлично то, что я пишу. Я должен делать то, что могу, как говаривал Ниле Лофгрен: «Я такой, какой есть… я не играю джаз».

Если реальность (НЕКОЕ СОБЫТИЕ, КОТОРОЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ) отождествляется вами с понятием «серьезно», значит, вы попали не по адресу и вам надо немедленно выйти вон. Но, пожалуйста, помните, что я не единственный, кто работает в этом доме. В свое время здесь трудились Франц Кафка, Джордж Оруэлл, Ширли Джексон, Хорхе Луис Борхес, Джонатан Свифт, Льюис Кэрролл. А в списке нынешних жильцов, что висит в вестибюле, значатся Томас Бергер, Рей Брэдбери, Джонатан Кэрролл, Томас Пинчон, Томас Диш, Курт Воннегут-младший, Питер Стра-уб, Джойс Кэрол Оутс, Исаак Башевис Сингер, Кэтрин Данн и Марк Холперн.

Я занимаюсь тем, чем занимаюсь, потому что наша реальная жизнь замешена, если хотите, на любви, деньгах, одержимости. И сказка об иррациональном — самый здравомыслящий из известных мне способов показать мир, в котором я живу. Как мне представляется, таким образом проще всего ответить на вопрос, как мы воспринимаем окружающий мир. И на следующий, вытекающий из первого: что мы делаем или не делаем исходя из наших восприятий. Я изучаю эти вопросы как могу, в рамках дарованных мне таланта и интеллекта. Я не лауреат Национальной книжной или Пулитцеровской премий, но к работе, можете не сомневаться, отношусь очень ответственно. Если вы не верите ничему другому, попробуйте поверить вот чему: раз уж я беру вас за руку и начинаю рассказывать, друг мой, то верю каждому своему слову.

Из того, что я должен сказать, разумеется, совершенно серьезно, многое связано с миром маленького городка, в котором я вырос и где живу до сих пор. Истории и романы — слепки с того, что мы, чуть иронично улыбаясь, называем «реальной жизнью», и я уверен, жизнь, какой живут в маленьких городках, — слепок с того, что мы, посмеиваясь, называем «обществом». Утверждение это можно оспорить, более того: контрдоводы только приветствуются (иначе многие профессора литературы и критики будут вынуждены искать себе новую работу). Я лишь говорю: писателю нужна стартовая площадка, а помимо твердой убежденности в том, что история может существовать сама по себе, мне помогает стартовать и уверенность в том, что маленький городок есть социальный и психологический микрокосм. Мои эксперименты в этом направлении начались с «Кэрри» и продолжились в «Жребии». Но на должный уровень я поднялся, пожалуй, только в «Мертвой зоне».

То была, полагаю, моя первая история о Касл-Роке (и Касл-Рок — тот самый город в «Жребии», только без вампиров). С годами Касл-Рок стал «моим городом», таким же, как Исола — для Эда Макбейна или Глори в Западной Виргинии — для Дэвиса Грабба. Время от времени я вновь заглядывал туда, чтобы посмотреть, как живут его обитатели, не изменилось ли что в его географии, на месте ли Касл-Хиллз и Касл-Вью, Касл-Лейк и выходящие из города дороги.