Четыре ветра

– Да. Энт, бредущий тысячу миль в дырявых башмаках. Мы стоим неведомо где в очереди за хлебом. Ты права. Нельзя нам уезжать.

– Может, весной…

Раф поцелуем заставил ее замолчать.

– Иди в постель, – пробормотал он. – Я скоро приду.

Элса почувствовала, как он отстраняется, отпускает ее.

– Раф, я думаю, нам нужно поговорить о…

– Не переживай, Элс, – сказал он. – Я скоро приду. Тогда поговорим. Вот только скотину напою.

Элса хотела задержать его, заставить выслушать, но не была способна на такую дерзость. В глубине души она всегда боялась, что его привязанность к ней слишком непрочная. Она не могла испытывать ее.

Но сегодня она потянется к нему, прикоснется с той интимностью, о которой мечтала. Она преодолеет то, что с ней не так, и наконец доставит ему удовольствие.

Да. И когда они закончат заниматься любовью, она поговорит с ним об отъезде, серьезно поговорит. И, что важнее, она выслушает его.

Элса шагала взад-вперед по комнате. Подошла к окну и отодрала покрытые пылью тряпки и газеты с подоконника и оконной рамы.

Она видела мельницу: перекрещенные черные линии, словно силуэт цветка на фоне неба, усыпанного драгоценными камнями-звездами.

Раф стоял, привалившись к стене мельницы, почти слившись с нею. Он курил. Элса легла, укрылась одеялом и стала ждать мужа.

Когда Элса проснулась, уже светило солнце и пахло кофе. Насыщенный, горький аромат вытащил ее из уюта постели. Она пригладила волосы и надела домашнее платье, стараясь не думать о том, что вчера Раф снова не спал в супружеской постели.

Она заплела косу, заколола ее шпильками на затылке, набросила на голову косынку. Потом проверила, как там дети, – пусть поспят подольше в воскресное утро – и направилась на кухню, чтобы испечь хлеб на воде, в которой вчера варилась картошка к ужину.

На завтрак осталась только манка, она поставила кашу вариться. Слава богу, одна из коров все еще дает молоко.

Лореда первой выползла из своей маленькой спальни на втором этаже. Ее черные до плеч волосы спутались, как воронье гнездо. С обгоревших щек полосками слезала кожа.

– Манка. Фу, – сказала она, направляясь к морозильному ларю.

Она достала желтый керамический кувшин с драгоценными сливками и отнесла его к покрытому клеенкой столу, где уже стояли крапчатые миски и тарелки, вверх дном для защиты от пыли. Элса перевернула три миски.

Вошел Энт, забрался на стул рядом с сестрой.

– Я хочу блинчики, – проворчал он.

– Я тебе в кашу кукурузный сироп добавлю, – сказала Элса.

Элса подала кашу, приправила ее сливками и кукурузным сиропом и поставила на стол два стакана с холодной пахтой.

Пока дети ели – молча, – Элса направилась в амбар. Принесенные ветром подвижные пески снова за одну ночь изменили пейзаж, заполнив почти всю гигантскую трещину, которая прорезала их участок.

Единственная оставшаяся свинья летаргически замерла на коленях, не в силах пошевелиться, сеялку «Джон Дир», в которую раньше запрягали лошадь, наполовину занесло песком. Роуз в саду искала яблоки на растрескавшейся земле.

В коровнике две коровы стояли рядышком, опустив головы и жалостно мыча. Ребра у них выпирали, впалые бока покрывали болячки. Элса невольно вспомнила, как несколько лет назад выкармливала из бутылки телочку Беллу, потому что корова-мать не пережила родов. Роуз научила Элсу, как готовить смесь, как помочь неуверенно стоящей на ногах телочке сосать. С тех пор Белла ходила за Элсой как ручная.

– Привет, Белла. – Элса погладила корову по впалому боку.

Белла подняла голову и жалобно замычала. Ее большие карие глаза были подернуты пленкой.

– Я знаю, – сказала Элса, снимая ведро с забора.

Она отвела Беллу в относительную прохладу амбара, привязала к центральному столбу и придвинула к корове табуретку для дойки. Взгляд ее невольно обратился к сеновалу – сена почти не осталось. Она почти не сомневалась, что Раф спал там прошлой ночью. Опять.

Элсе нравилось доить коров. Сначала она долго не могла научиться; пока Элса осваивала технику, Роуз бесконечно на нее цыкала, но все же она научилась, и дойка стала одним из ее любимых занятий. Ей нравилось сидеть рядом с Беллой, нравился сладкий запах парного молока, глухое звяканье, с которым первая струя ударяла о металлическое дно. Нравилось нести ведро с парным молоком в дом, наливать его в сепаратор и, поворачивая ручку, снимать густые желтые сливки, оставляя цельное молоко для семьи, а снятое – на корм животным.

Элса протянула руку к едва набухшему вымени, легонько прикоснулась к обветренным соскам.

Корова замычала от боли.

– Прости, Белла, – сказала Элса.

Она попробовала еще раз, как можно более осторожными движениями медленно потянула соски вниз.

Полилась струйка пыльно-коричневого молока с земляным запахом. Каждый день нужно было больше времени, чтобы добраться до белого, пригодного в пищу молока. Первые струи всегда такие грязные. Элса вылила коричневое молоко, ополоснула ведро и попробовала еще раз. Она никогда не сдавалась, как бы грустно ей ни было от стонов Беллы, сколько бы времени ни требовалось, чтобы получить чистое молоко.