Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Только потом, когда действительно были доказаны экспериментально и сложность атомов, и присутствие в них гелия, и сами изотопы, отношение к моим химическим и математическим книгам совершенно изменилось. И вот аналогичное отношение проскальзывало до сих пор и у всех впервые увидавших мою книгу «Христос», где на историю культуры высказываются совершенно новые взгляды и где она рисуется много более молодой, чем обычно думают до сих пор. Никто не хотел верить, что за 28 лет упорного ежедневного труда и размышления можно было кое-чему научиться и кое-что обнаружить даже и в темнице, особенно после того, как и до нее человек посвящал с 12 лет почти все свое время как естественным, так и общественным наукам. А о том, что после освобождения я получил возможность пользоваться для своих работ на дому богатым материалом Пулковской обсерватории и Государственной публичной библиотеки, по-видимому, никто из моих критиков даже не подозревал.

Понятно, что работа в разгар общественной бури далеко не самое лучшее время для столь фундаментального труда. Приходилось обдумывать вразброд то ту, то другую деталь и записывать урывками, с постоянными перерывами и переездами из одного места в другое для совершенно посторонних дел. Ведь в это время на моих плечах лежала еще забота об организации и нормальном функционировании Научного института им. П. Ф. Лесгафта. Затем добавились хлопоты по пробиванию издания этой работы.

Легко можно понять, почему возражали против моих исторических трудов до революции. Я был фигурой для властей весьма подозрительной, хоть и амнистированный, но все же «государственный преступник». Отношение ко мне было настороженным. В 1912 году меня даже посадили в Двинскую крепость на один год за стихотворения, за которые я ужё отсидел прежде. Кроме того, мои работы действительно не способствовали укреплению православия. Так что «притеснения при старом режиме» вроде бы понятны.

Но вот злоключения с печатанием этих работ при «новой власти», для которой я был «живой иконой», были странными. Ведь я был членом Исполнительного комитета партии «Народная воля». Я был лично знаком почти со всеми первыми лицами нового государства, неоднократно их посещал по разным вопросам и в моменты этих встреч не уставал хлопотать о своем историческом труде. Однако, несмотря на протекцию власть имущих, когда я приходил в издательство, мне, конечно, не отказывали, а просто говорили: «Нет бумаги».