Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Мне с нетерпением хотелось за это приняться, но для этого у меня не было опоры, т. е. точного описания положения всех планет в каком-нибудь уже известном году, да и бумаги с карандашом для вычислений мне не давали.

Так, в ожидании улучшений, я прошел весь богословский факультет, поскольку, кроме Библии, мне дали читать еще «Жития святых», «Творения святых отцов», «Историю православной церкви», «Богословие догматическое», «Богословие полемическое» и т. д.

Наконец мне разрешили иметь тетрадки и карандаш, и я получил курс астрономии Хандрикова, где были приведены положения планет, кажется, на 1875 год и даны точные времена их гелиоцентрических обращений.

«Но как же теперь быть с историческими традициями? — думал я. — Какой Иоанн-астролог мог быть в 395 году?»

Было ясно: только автор христианской литургии Иоанн Златоуст, который вслед за тем стал Византийским патриархом.

А как же быть со всеми оригенами, киприанами, евсевиями и другими авторами первых трех веков, уже многократно цитирующими Апокалипсис, написанный после них?

Книга «Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса» вышла весной 1907 года. Первое издание в 6000 экземпляров разошлось в полгода, что для такого сочинения являлось рекордом. В 1912 году вышло ее немецкое издание с предисловием известного историка, профессора Артура Древса.

В поднявшейся бурной дискуссии оспаривали не астрономические вычисления, а толкование текста. Кстати, можно добавить, что произведенные в 1906 году двумя пулковскими астрономами проверочные вычисления, притом независимо друг от друга, дали полное подтверждение моих расчетов.

Работа над истолкованием Апокалипсиса предопределила ход дальнейших моих астрономических работ. Вышло совершенно неожиданно, что занятия теоретической астрономией завлекли меня в такую область науки, по которой я никогда и не собирался путешествовать, в историю первых четырех веков христианства.