Читаем Четыре жизни. 1. Ученик полностью

Внутренняя атмосфера небольшого общежития химиков почти семейная, все на глазах и «дурь каждого видна», проживающие не только хорошо знали друг друга, но и знали в лицо, иногда по именам, приходящих гостей, к девушкам толпами ходили политехники и курсанты артиллерийского училища. В те далёкие годы самым тяжёлым наказанием для студента было выселение из общежития, где в 4-хместных комнатах дружно проживали 8-10 человек, причём решение выносилось студсоветом, а в начале 21-го века обеспеченные студенты всякими путями пытаются избежать проживания в общежитии. У ребят-химиков проблемы с выбором подруги отсутствовали, потому и не припомню гостей-девушек, да и хозяйки общежития своих достойных парней старались на сторону не отпускать. Должен пояснить, на факультете из 10 % ребят половину составляли «чудики» по терминологии Шукшина. Один занимался только философией, другой только классической музыкой, хотя даже танцевать не умел, третий пришёл на факультет как имеющий трудовой стаж, после того как не поступил в духовную семинарию, четвёртый умный, но алкоголик, пятый отчаянный картёжник, шестого силой выгоняли в баню… Умные девушки старались от таких «чудиков» держаться подальше. Исторический факт, более или менее нормальных парней факультета «подбирали» свои девушки.

Быстро пробежали сентябрь, октябрь, ноябрь 1958 г., постепенно втягивался в ритм студенческой жизни и неожиданно (для себя и сокурсников) оказался под колпаком яркой третьекурсницы Людмилы Данской. Танцы в красном уголке и в коридорах общежития, походы на каток (в те годы под громкую музыку на стадионах «Труд» и «Динамо» вечерами катались тысячи томичей), приятное ощущение, что тебя выделяет старшекурсница. Типичный лох по нынешней терминологии. Лёгкий флирт в начальной стадии закончился мгновенно. Сокурсницы поймали Людмилу на воровстве и в течение суток выгнали из комсомола и университета. Кто бы мог подумать? Активный общественник в университете, поступала с серебряной медалью… Прошло полвека, сколько же раз я обманывался в людях в молодости, один насильник десятиклассник Кладько чего стоит, но так и не избавился от этого недостатка (доверчивость к людям недостаток?!) до сих пор.

Прошло не так много времени, образовался квартет одногруппников, мы со Славой Зуевым, Людмила Матросова и Зоя Скрипникова. Вчетвером готовились к экзаменам на берегах Томи, чаще на «прокатной» лодке переправлялись на левый берег, совмещали купание, загорание и штудирование лекций по истории КПСС. Запомнился инцидент, потрясший нашу маленькую компанию, когда я чуть не утонул, попав в сильное течение. Случайно спас катающийся на лодке посторонний парень.

Как-то незаметно разбились на пары, изначально мне больше нравилась Людмила (до сих пор помню её спокойную реакцию, когда, перепутав двери, заскочил в девичью комнату, сидит в комнате одна, полуодетая, в комбинации, увидела меня и… никакого типичного женского визга). Зоя считала иначе, тем более что Слава с Людмилой много вместе тренировались в легкоатлетической секции. Подтверждение популярной песни: «Мы выбираем, нас выбирают»…

Прогулки до утра, ночные купания…. Мы с Зоей превратились в неразлучную пару, она даже на футбол не хотела меня одного отпускать. Взял её как-то с собой, одного раза хватило, Зоя весь матч крутилась, смотрела не на футбольное поле, а на орущих что попало, мужиков, причём в большинстве выпивших. Кстати, в те годы женщин на футболе практически не было.

Заканчивалась сессия, предстояло расставание до осени, а я даже ни разу её не обнял. Зоя преподала урок, который не смогу забыть до конца жизни. Июньская короткая ночь перед рассветом, мы гуляем по тропинкам Лагерного сада (столетний парк на высоком берегу Томи, любимое место влюблённых студентов). «Ой! Ногу подвернула!»

До скамейки метров пять. Подхватил её на руки, не ожидая такой лёгкости, понёс, сел, не спуская Зою с колен. А дальше первый поцелуй! «Поплыл»…. Захватило дыхание, обоюдная дрожь, никаких слов в промежутке. Передать словами сложно, достаточно сказать, что в последующей жизни ни разу подобных ощущений не испытывал, по крайней мере, не запомнил.

Ради Зои плюнул на летний колхоз (член бюро ВЛКСМ, схлопотал позже выговор), поехал провожать её до Новосибирска и дальше домой, на юг по Турксибу в Талды-Курган. При встрече Зои с родственниками на перроне она сделала вид, что вообще не знает меня. Это простить невозможно. Не было ни объяснений, ни истерик. Просто по приезду осенью в Томск я её «не заметил». Сокурсники не могли понять, что произошло. Ведь такая красивая любовь была! А была ли любовь? Похоже, нет, первый поцелуй для них оказался последним.

Перейти на страницу:

Все книги серии Четыре жизни

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное