Четыре жизни. 1. Ученик

На 3-м курсе получил жизненный урок, когда пренебрёг народной мудростью: не садись играть в карты с незнакомыми людьми. Зима, поезд Новосибирск — Алма-Ата, полупустой купейный вагон. Проехали Семипалатинск, отличавшийся в студенческие годы хлебосольным вокзалом: к подходу поезда стояли накрытые столы с мантами и графинами пива (удивительно, на всём двухтысячекилометровом пути от Томска до Уштобе этот вокзал — единственный, где действительно культурно обслуживали пассажиров). По вагону ходит майор, заглядывая в каждое купе, ищет компаньонов поиграть в преферанс. Думаю, попробую осторожно поиграть, согласился. Три офицера, похоже, с Семипалатинского атомного полигона и я. Чувствую по игре, два молодых офицера (майор и старший лейтенант) играют против третьего, пожилого (лет 40) лейтенанта. Я начал выигрывать, время идёт, они пытаются утопить друг друга, мой плюс нарастает. Кончилось дело скандалом, офицеры чуть не подрались, а мой выигрыш (полторы стипендии) никто и не подумал заплатить. А если бы я проиграл? Преферанс — игра, в которую можно играть только под интерес, в противном случае игроки начинают неоправданно рисковать, игра теряет смысл. Старый анекдот. Хоронят преферансиста, умершего от инфаркта во время игры. В сопровождении гроба двое рассуждают: зря ты, Иван Сергеевич, с пики зашёл, если бы с бубён, мы бы ему не 7, а 8 взяток всучили, (речь идёт о мизере, самом стрессообразующем игровом компоненте преферанса).

1960 г. Томск. Преферанс. Слева Жорж Дубовенко, справа — Володя Гребенников, на ближнем плане спиной — Валера Калинов.

7 ноября 1959 г. впервые танцевал с будущей женой, сокурсницей Ниной Агеевой (см. «Полле Нина Николаевна»).

Скопление смышлёной молодёжи — среда, фонтанирующая юмором. Кажется, студент создан для того, чтобы в любой прозаической ситуации обнаружить что-то смешное. Одно из направлений юмора — личная гигиена. Студенческие общежития моей юности — длинные коридоры с комнатами в 16–20 квадратных метров, 5–7 отодвинутых от стен из-за обилия клопов стационарных кроватей и 2–3 раскладушки на ночь. Клопы приспособились, умудрялись парашютировать на лицо спящего студента прямо с потолка. Душ, как правило, отсутствовал, или не работал. Девушки мылись в умывальниках или прямо в комнатах, в тазах, у ребят так не получалось. Помню, как на первом курсе, впятером физически выталкивали сокурсника (ныне уважаемый человек, пропустивший через зачёты и экзамены тысячи студентов) в баню, в комнате дышать нечем, а шутки в свой адрес наш товарищ воспринимал с большим трудом.

Томские бани того времени, когда стар и млад, рядовые труженики и работники ВУЗов, доценты, аспиранты, студенты сидели в многочасовой очереди за шайкой, являлись кладезем анекдотов, баек. Коммуникабельные люди набирали дополнительный заряд бодрости перед очищением тела, а вот личности, углублённые в себя, свои проблемы, сами легко становились источниками анекдотов. Конкретный пример.

Пятикурсник химфака, не по возрасту солидный, в ещё более солидных очках с коричневой оправой (ныне крупный учёный, доктор химических наук) мужественно отсидел 3 часа на улице и предбаннике на Советской, думая о чём-то своём. Автоматически разделся, снял очки, взял шайку и пошёл мыться. Впереди идёт банщица, он за ней. Между женской и мужской раздевалками стена и дверь, через которую банщицы могли ходить друг к другу в гости. Банщица открывает дверь в женскую раздевалку, закрывает, задумчивый пятикурсник движется следом и дальше в моечную. Громкий шум в мойке (женщины!) постепенно утих, наступила почти гробовая тишина, а затем визг и хохот. Заблудившийся умник, рассмотрев в типичном банном полумраке грудастые волосатые фигуры, сообразил, не туда попал, выскочил из мойки. В раздевалке тоже визг. Он дёрнул дверь в мужское отделение, но банщица вернулась на рабочее место и закрыла дверь на ключ. Баня, и женское отделение и мужское, сотрясалась от хохота, не смешно было только близорукому студенту.

Сиюминутная случайная реальность мигом превратилась в факультетскую легенду, обрастающую подробностями, зависящими от фантазии рассказчика.

1961–1962 гг. Томск. Студенческие годы. Питание в коммуне.

В студенческое веселье вклинивались трагические и малоприятные страницы.