Читаем Четыре жизни. 1. Ученик полностью

1959–1962 гг. Томск. Вверху коммуна в комнате девушек. Внизу подготовка к экзаменам на Томи.


В великой, не побоюсь этого слова, научной библиотеке ТГУ существовала достопримечательность, заслуживающая упоминания: сортирный юмор. Удивительно (по тем временам) чистые туалеты постоянно исписывались юмористическими стихами и рисунками, чаще не имевшими отношение к порнографии. Не знаю, юмор ли это студенческих умников или записанный на дверцы кабинок плагиат начинающих филологов, но отдельные перлы врезались в память. «Если ты поср… зараза, дёрни ручку унитаза./Если нету унитаза, дёрни за х… до отказа!» «Посмотри налево, посмотри направо, оглянись назад, какого х… вертишься?» Администрация часто красила изнутри кабинки, но студенческие вирши немедленно вновь появлялись, нередко и политического характера. Интеллект рвался за пределы официальной программы обучения.

Сессия изматывала до предела, хотя я никогда не готовился вечером или ночью даже непосредственно перед экзаменом. На экзамены предпочитал ходить в первой пятёрке, на чём потерял немало баллов (чаще всего экзаменатор именно на первой группе сдающих демонстрирует настроение и решительность). Но стоять под дверями, трястись, ожидая очереди, не для меня.

В течение «весёлых» семестров ситуация изменилась, появилось свободное время (активный спорт, художественная самодеятельность, общественная деятельность остались в прошлом).

На 4-м курсе вновь обратился к филателии, попытался заняться серьёзно. В 60-е городское общество филателистов и нумизматов собиралось в хорошо известном томичам «Доме науки имени Макушина», в основном, интеллигентная, научная публика. Моя доверчивость к людям опять здорово подвела, когда столкнулся с местными хищниками. Конкретный пример.

Пришёл знакомиться, захватив для обмена лучшее, что у меня было: вторые экземпляры старинных монет, ~ сотню монет 18-го, 19-го, начала 20-го века подарил мне Дима Дзюбачук (собирал его дед). О реальной цене монет представления не имел. Дельцы носом учуяли лоха. Закружился хоровод с предложениями дефицитных марок, красиво выглядели колониальные марки. Оказался в положении непорочной девушки (нет!!! нет! нет, не-е-е-т…), которой обещано великое счастье, но «после того, как» ощущающей великое разочарование. Не успел осмыслить ситуацию, как монет у меня не стало. На следующей сходке коллекционеров бизнесмены от филателии меня «в упор не видели», кляссеры с лучшими марками для обмена со мной оказались закрытыми. Прекратил посещать общество, кое-что приобретал в магазине.


1959–1962 гг. Томск. Студенческий отдых. Слева внизу рыбалка на Томи.


В 1961 г. в свободной продаже появились красивые марки из дальних стран, глаза разбегались (ограничитель — деньги). С интересом посмотрел коллекции нескольких профессионалов. Один (аспирант, фамилию не помню) показал большой альбом, способный вызвать шок, заполненный красочными марками гитлеровской Германии отличной сохранности, сотни видов фюрера. Поясню, выставки подобных марок мировым сообществом запрещены, как и их коллекционирование, ни один мировой каталог не включает марки фашистской Германии. Не мог понять, как филателист не боится показывать постороннему лицу своё собрание. То ли жизнью не бит, то ли хрущёвская оттепель повлияла.

Завёл переписку с разными странами, наиболее эффективно шёл обмен с китайцем из Шанхая, я ему посылал наборы открыток, он присылал марки Китая на пропорциональную сумму. С социалистической Европой сложнее обмениваться, так как современные советские марки и допечатки старых отечественных марок (государственный бизнес) к ним в магазины поступали быстрее, чем в магазины России, а приобретение довоенных марок для обмена требовало больших денег. Тем не менее, поддерживал переписку с филателистами ГДР, Чехословакии, Польши, Болгарии.

В основном же свободное время я проводил с Ниной, главные развлечения кино и концерты, благо билеты были дешёвые, серьёзная проблема — их достать. Какая разница с Томском 21-го века, когда стоимость билетов на концерты заезжих гастролёров зачастую превышает мою месячную пенсию. Сейчас и не вспомнить, сколько концертов мы посетили в филармонии, доме офицеров, драмтеатре, заводских домах культуры. Потрясающе красивые для юного провинциального сознания рекламы типа «Гарри Гольди! Джаз-банд!» Кто это такой? Ни до, ни после не слышал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Четыре жизни

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное