Когда мы выходили из хранилища, я обернулась.
– Есть идеи, кто был настоящим владельцем картины?
– Думаю, я знаю, – ответил Роджер. – Есть один французский коллекционер, который внес большую часть денег в фонд Ганноверской коллекции.
– Дай угадаю. Варнье. Люсьен Варнье.
– Боже, ты сегодня полна сюрпризов! – изумился Роджер. – Откуда ты знаешь Варнье?
– Читала о нем.
– А ты читала, что его интерес к Маршану соперничает с моим? Я бы не удивился, если бы узнал, что он украл картину у члена семьи во Франции. Он много лет поддерживал меня.
Я вспомнила мешок с деньгами, который Варнье дал отцу Джульетты, и предположила, что картина всегда была у Люка.
– Хочу еще разок посмотреть работы Огюста Маршана, – сказала я.
– Ты будешь не против, если я присоединюсь?
Я посмотрела на Роджера.
– Я была бы рада. – Я коснулась его лица, и он позволил мне.
Роджер одарил меня озадаченным взглядом.
– Хелен, ты сегодня очень странная.
– Я любила тебя, Роджер. Когда-то… давным-давно.
– Я тоже любил тебя, Хелен, но это было не так давно.
Я улыбнулась. Это было своего рода прощание. Когда мы поднимались по лестнице через главное фойе в крыло французских художников, я держала его под руку. Инсталляция Маршана выглядела так же, как и месяц назад, когда меня сюда привел Люк, но с тех пор многое изменилось. Просматривая картины, я увидела Джульетту совсем молодой девушкой; Джульетту и Марселя; а затем «Босоногую девочку». Роджер вел меня по залам, указывая на интимные моменты каждой картины. Образы меня – всей моей жизни с Маршаном – были запечатлены в этих стенах. Мы существовали вместе. В той жизни мы любили друг друга и создавали эти шедевры.
Работа всей жизни Роджера – галерея «Ганновер» – стала для нас святыней. В отличие от музея, соревнующегося со мной за привязанность мужа, галерея стала невероятным подарком, который я даже не заметила.
А Люк… Люк за все это заплатил.
Глава 29
Я больше не делала вид, что возвращаюсь домой. Если завтрашний день должен был стать последним, то я хотела провести его с Люком.
Все мы – Джульетта, Нора, Сандра и я – снова стали одним целым. Потребовались сутки, чтобы история Сандры слилась с остальными. С 1895 года по сегодняшний день мы все стали свидетелями истории. И я почувствовала себя наименее достойной. Все они были лучшими женщинами и больше меня боролись против своего времени. Однако их информация стала ценной в попытке положить конец проклятию. Но я тоже обладала очень хорошим качеством: я знала, как добиваться целей.
Я подумал о ноже в сумочке, ноже, покрытом засохшей кровью Мариэль Фурнье. Если Малик прав, это единственная надежда на выживание. Но смогу ли я нанести удар?
Когда я наконец-то добралась до дома, Люк готовил ужин, как будто мы были нормальной парой. Мне это показалось милым.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Расскажи мне о Сандре.
Варнер вздохнул.
– Что рассказать? Я облажался. Как обычно. Кажется, я нашел способ испортить всем вам жизнь. Я ревновал ее к Рику Нэшу и в результате стал причиной ее смерти. Она была сильной и задавала правильные вопросы. Она заслуживала от меня лучшего. – Люк снова повернулся к плите, как будто не мог на меня смотреть.
– Кстати, о Рике Нэше. Я была сегодня в галерее, – объявила я, недоумевая, почему вообще потрудилась рассказать. Он и без меня все знал.
– С Роджером повидаться? – Голос его оставался спокойным, но с легким оттенком ревности.
– Я встретила Роджера, но меня больше интересовали инсталляция Ричарда Нэша, киноинсталляция Билли Рэппа и новейшая картина в коллекции Огюста Маршана. «Джульетта».
– Понятно. – Он добавил вино во все, что делал. От чеснока пахло просто великолепно.
– Я знаю, Люк.
– Знаешь что?
– Что картина принадлежала тебе. Ты купил ее у месье ЛаКомпта.
– Да.
– И финансирование галереи тоже поступало от тебя?
– Я ничего не скрывал. Мое имя выгравировано на чертовой стене в холле. Ты просто ни разу не удосужилась туда посмотреть.
А ведь он прав. Я прожила эту жизнь, упустив много вещей. Я подошла к Люку и обняла его.
– Сегодня я поняла кое-что еще.
– И что же?
– Линия любви на моей руке… это не я и Маршан. Нас никогда не было. Только первая история Джульетты и Маршана была реальна, а дальше все просто должно было идти своим чередом. Моя настоящая любовь… это ты.
Люк перестал резать овощи.
– Нашей любви никогда не должно было быть, но все же она есть. Я возвращаюсь снова и снова, но не к Маршану. Я возвращаюсь к тебе.
В комнате воцарилась тишина. Он закрыл лицо рукой, и я увидела, что у него на глазах застыли слезы.
– Неужели ты только сейчас поняла это? Почему в последний день, Рыжик? Почему?
Я крепче его обняла.
– Не знаю. Ты – любовь всех моих жизней.
Я задумалась на мгновение.
– Может быть, мне не придется завтра умирать.
Он уставился в пол.
– Ты не можешь дожить до возраста матери. Таковы правила. Они написаны в проклятии. Я не могу это изменить, и ты знаешь. Если бы я мог, я бы уже это сделал.
– Тогда давай не будем терять ни минуты?