ЧЯП

Телевизор, совсем не винтажный, как можно было ожидать, а обычная китайская плазма. Плеер. Антенна спутниковая, еще какая-то жизнь. Вымпелы, четыре штуки, ударникам социалистического труда.

Хозяина на месте не нашлось.

– Ну-ну, – сказал Грошев. – Подождем.

И стал пинать ближайший жестяной ящик, довольно громко так, внутри явно колебались округлые металлические предметы.

Синцов поглядел на кресло, убедился, что в нем чисто, уселся. Над креслом к салону была прибита полка, на полке несколько потрепанных книг прошлого вида, Синцов достал самую толстую и самую желтую.

Книжка была старая, Синцов перевернул обложку. Достоевский Ф.М. «Братья Карамазовы, романъ въ четырехъ частяхъ съ эпилогомъ», Том II, 1881 г. Закладка в виде рыбы вырезана из какого-то старинного наставления по уженью.

– Ого, – сказал Синцов. – Прижизненное издание, да?

– А, Достоевский, – покосился Грошев. – Да, почти прижизненное, хорошая книжка…

– И сколько такая? – Синцов бережно переложил книгу из одной руки в другую.

– Сколько… – Грошев поглядел на книжку. – Думаю, что Ливингстону хватило бы на небольшой, но аккуратный домик.

– А…

– Думаю, что если бы кто-нибудь об этом узнал, то Ливингстон на этом свете не задержался бы. А вообще материальные ценности для него не главное, он ведь стяжает царствие небесное.

– Он здесь верит в царствие небесное?

– А ты разве не веришь?

Синцов не успел ответить.

– Кстати, вот и он, слышишь?

Синцов услышал, приближался Ливингстон, и, судя по звуку, катил за собой тачку.

– Поступь судьбы, – пояснил Грошев. – Полезный человек, кстати. Весной притащил мне сетку неплохих чернильниц…

Про чернильницы Грошев не успел договорить, появился человек достаточного роста, лысый, с общим лицом, в джинсовом комбинезоне на голое тело, с ведром мусора в правой руке, с тяжелой мышеловкой в левой.

– Привет, мужики, – сказал Ливингстон. – Ветерок сегодня, а?

Ливингстон уронил мышеловку, стал хлопать себя по плечам, создавая вокруг себя пылевые завихрения.

Синцов подумал, что легенду про пересечение Африки на одном колене Грошев придумал сам.

– Ты чего это? – спросил Грошев. – Тут буря песочная, а ты все по барханам тычешься?

– Червей копал, – ответил Ливингстон.

– Червей?

– Ага.

Ливингстон бухнул на пол ведро с водой, протянул Синцову мышеловку. Синцов зачем-то взял. Она оказалась тяжелая и явно с историей.

Ливингстон взял с печки чайник и выплеснул в ведро спитую заварку.

– Зачем тебе черви?

Ливингстон улыбнулся с превосходством, точно в самом деле Ливингстон, немного сквайр.

– Черви сегодня актуальны, – Ливингстон кивнул на ведро. – Экстремалов в город понаехало, все наживки в магазине поразобрали. А я местечки знаю, червей накопал, опарышей надробил, вот еще, смотрите…

Ливингстон сунул руку в карман, достал плоскую коробку, с торжествующим видом встряхнул, открыл. В коробке лежали короткие толстые прутики, ничего выдающегося Синцов в них не увидел.

– Как?! – Ливингстон пошевелил бровями. – Хороши?!

– Да, – сказал Грошев. – Да, это да.

– Отличные… палочки, – согласился Синцов.

– Ручейники, – объяснил Ливингстон. – Один на «Лендровере» подъезжал, нахлыстовик, просил ручейников найти. Штуку за коробок, а?

– Это, конечно, победа, – согласился Грошев. – Я рад, что дела у тебя идут. А для меня что интересное найдется? Кроме червей?

– Мышеловка, – сказал Ливингстон. – Девятнадцатый век, сейчас таких не делают. Из дворца.

– Середина двадцатого, – возразил Грошев. – Послевоенная, думаю. Массовое производство, артель тамбовских инвалидов, скорее всего.

Синцов поглядел на мышеловку с бо́льшим уважением, судя по размерам и надежности конструкции, старинные мыши были не в пример беспощаднее нынешних.

– Да, – не услышал Ливингстон. – Это тебе не Китай. Такой можно кошку поймать. Или суслика. Пружина, как на рессоре от «Волги», как новенькая, чуть палец не отрубила. А прутья? В мизинец!

Здесь Синцов с хозяином автобуса согласился, прутья солидные.

– Такой прут автогеном пилить, – вздохнул Ливингстон. – Конечно, не каждые понимают, сам знаешь, Чяп, времена сейчас порожняковые… А чувствительность?!

Ливингстон вдруг посмотрел на Синцова с просветлением и надеждой.

– Хорошая вещь, – зачем-то сказал Синцов. – Отличная…

И потряс мышеловкой.

– А я о чем? И гуманная, не то что эти современные гильотины. Поймал мышь – выпусти ее на свободу, как цивилизованный человек.

– Пятьдесят, – наконец согласился Грошев.

– Забирай, – махнул рукой Ливингстон. – Старому другу ничего не жалко. Даром отдал.

– Спасибо, – кивнул Грошев. – А еще чего есть? Поинтереснее?

– Да так… – уклончиво ответил Ливингстон. – Я сейчас зюйд-вест копаю, по плану все, а там небогато. Чай будете?

– Нет, мы уже пили, – торопливо отказался Синцов.

– Как знаете.

Ливингстон стал разбираться с чаем, налил в кружку воды и неожиданно стал греть ее паяльной лампой.

– Смотрите в восьмом ящике, – Ливингстон махнул рукой. – Там за последний месяц. Ничего интересного только, чермет.

Грошев стал смотреть в восьмом. Вынимал из него исключительно обломки, ну, еще немного пружин, цепей и шестеренок. Синцов смотрел, ждал.