Чёрная сотня

Таким же продолжением политической борьбы были публикации, принадлежавшие перу противников черной сотни⁵. Независимо от своей партийной принадлежности большевики, меньшевики, народные социалисты, кадеты — все они сходились в том, что черносотенство является синонимом самой дикой реакции, мракобесия и обскурантизма. Черносотенные союзы называли порождением охранного отделения, утверждали, что их программа состоит в том, чтобы повернуть вспять колесо истории, а сами они состоят в основном из деклассированных элементов. Впрочем, демократический облик черносотенных союзов до известной степени признавался. Меньшевик В. Меч (В Д Мачинский) определял черносотенную идеологию как «мелкобуржуазный вульгарно-демократический национализм»⁶, лидер большевиков В.И. Ленин (Ульянов) отмечал наличие в черносотенной среде «темного мужицкого демократизма, самого грубого, но и самого глубокого*⁷

. Более или менее научным по форме был очерк деятельности правых партий в России, подготовленный меньшевиком В. Левицким (В.О. Цедербаумом) в рамках коллективного труда по истории общественного движения в России⁸. Однако даже эта работа не избежала полемической заостренности. По уже сложившейся в левой публицистике традиции автор абсолютизировал зависимость черносотенных союзов от правительства, департамента полиции и Постоянного совета объединенных дворянских обществ.

После октября 1917 г. все партии, кроме большевистской, были провозглашены реакционными и ренегатскими. Но это не помешало большевикам использовать все негативные оценки черной сотни, которые ранее использовались меньшевиками или кадетами. В 20-х — начале 30-х гг. был опубликован ряд статей и брошюр, посвященных различным аспектам деятельности крайне правых. Общие работы В.П. Викторова⁹

и В. Залежского¹⁰ о монархических партиях дополнялись публикациями, затрагивающими деятельность черносотенцев в отдельных юродах и губерниях¹¹. Увидела свет статья Б. Брусянина¹²

¹³, в которой исследовалась черносотенная агитация в рабочей среде. Появились брошюры А.Е. Евгеньева (АА. Кауфмана), И. Когана, А. Киржница об участии черносотенцев в погромах¹⁴. Отдельной темой была история взаимодействия русской православной церкви с крайне правыми организациями¹⁵

. В жанре политического портрета были представлены некоторые лидеры правого лагеря¹⁴. Дважды была издана книга АС. Тагера о деле Бейлиса¹⁶.

Все эти работы имели разоблачительный характер в полном соответствии с пропагандистскими задачами, которые ставила официальная идеология. Многие работы были написаны не столько с марксистских позиций, сколько в духе господствовавшей тогда исторической школы М.Н. Покровского, для которой были характерны вульгарное понимание классового подхода, поспешность и необоснованность оценок И тем не менее было бы неправильно полностью сбрасывать со счетов историческую литературу 20-х — начала 30-х гг. В этот период в научный оборот была введена масса архивных документов, некоторые статьи и книги при всей их необъективности содержали богатый фактический материал. Это особенно контрастировало с последующими десятилетиями, когда в советском обществе возобладала тенденция строгого контроля над всеми проявлениями общественной мысли и нетерпимости к малейшим отклонениям от официальных канонов. Черносотенное движение фактически выпало из узкого круга разрешенных тем. Если в конце 20-х гг. был издан документальный сборник о Союзе русского народа, то сборник материалов о черной сотне в целом, подготовленный в 1934 г., так и не увидел свет. Из исторической литературы исчезли статьи и брошюры по этой тематике. В дальнейшем источники стали недоступными не только для широкого читателя, но и для профессиональных исто риков. Почти четыре десятилетия были закрыты основные архивные фонды черносотенных организаций.

Толчком для запрета могли послужить бытовавшие в литературе аналогии черносотенства с фашистским движением. Данная тема оставалась острой, потому что была тесно связана с национальным вопросом и антисемитизмом. Очевидно, по этой причине предубеждение против черной страницы русской истории сохранилось надолго. Она оставалась надежно прикрытой даже в 50-60-е гг., когда возможности историков значительно расширились.