Чёрный и синий

Блэк с трудом не выказал облегчения на лице, зная, что белый шовинист с татуированными руками все ещё пристально наблюдает за ним. Он знал, что это защитит его ненадолго, даже от других сокамерников. И все же какая-то часть его не могла подавить это облегчение, пусть и мимолётное.

Конечно, настоящая его причина не ускользнула от Блэка.

Вместе с этим облегчением он ощутил такой сильный укол тоски по своей жене, что на мгновение все перед его глазами померкло.

Он знал, что со временем все только ухудшится.

Намного ухудшится.

Боль разделения вновь попыталась взять над ним верх при этой мысли.

Блэк не врал ей в ресторане о том, как плохо все обстояло для них в данный момент. Он уже знал, что боль начнёт влиять на него и в другом отношении, если он пробудет здесь дольше нескольких дней. Ему никогда не приходилось контролировать эту боль, нося ошейник. Если все слишком затянется, он не сможет удерживать контроль, что бы он ни делал. У него будут нешуточные, блядь, проблемы, если это случится, и не только в одном отношении.

Ошейник в разы ухудшит положение дел.

В любом случае, Блэк намеревался держаться за это ощущение связанности с ней — он знал, что ему это понадобится, если он собирался выбраться отсюда живым.

Возможно, именно поэтому он подошёл к вождям.

Даже здесь она защищала его. Во всяком случае, ощущалось все именно так.

Глава 10

Новенький

Пёс широко улыбнулся, зубы белели на загорелом лице, худое тело согнулось в васильково-голубой тюремной рубашке, пока он наблюдал за Блэком.

— …Тот мудак, который задирал тебя, бро? Весь изрисованный арийским дерьмом? Он здесь за множественные убийства, включая нескольких Людей. Тебе лучше не шутить с ним… понтуйся, и все такое, это часть игры, но не заходи слишком далеко с этими парнями и не позволяй им подловить тебя одного. Таким ребятам не нравятся парни вроде тебя, с большими мозгами и острыми языками… нарвёшься и убьют, бро. Серьёзно.

Блэк поморщился, подтягивая весь свой вес так, чтобы подбородок оказался выше толстой металлической палки. Его плечо болело, и он все ещё чувствовал тошноту от наркотиков. Тошнота боли от разделения тоже ненадолго ударила его в грудь, но Блэк решительно настроился пробиться сквозь неё.

Оказавшись достаточно высоко, он снова опустился, перемещая весь свой вес и мышцы в том же ровном ритме.

— Ты как машина, чувак, — сказал Пёс, широко улыбаясь. — Все равно что смотреть, как те роботы делают повторения. Как будто тебе шарниры смазали… — он помедлил. — Эй, какая тебе музыка нравится? Тебе нравится музыка, чувак?

Не дожидаясь ответа, он продолжил, широко улыбаясь и ритмично поднимаясь и опускаясь на турнике, будто его подпитывала нервозная энергия.

— Мне очень нравится скейт-панк… но племенная музыка мне тоже нравится. Ты слышал что-нибудь из современной племенной музыки? Есть одна альтернативная группа, которая делает миксы традиционной музыки в Альбукерке… они реальная херня. В смысле, отпад. И тексты тоже крутые.

Никак не комментируя и не позволяя рукам полностью распрямиться, Блэк снова подтянулся.

У них во дворе не было свободных гирь, что печально, но не особенно его удивило. Они бы не хотели, чтобы заключённые слишком накачались. В любом случае, гири можно использовать как оружие, в отличие от турников, вделанных в цемент.

Некоторые крупные парни использовали других в качестве штанг. Тоже неудивительно.

Где есть сила воли, там всегда есть способ.

Молодого вождя, который стоял под ними и наблюдал за его подтягиваниями с нулевым желанием повторить, другие звали Псом.

Никто не объяснил Блэку, почему его звали Псом.

Однако Блэк уже кое-что знал о Псе, помимо его музыкальных вкусов.

Пёс попал сюда за вооружённое ограбление, работал с командой из четырёх человек во многих штатах. Он сказал, что остальные его кинули, так что он получил самый большой срок. И ещё ему попался худший адвокат. Его публичный защитник оказался знатным засранцем и расистом с предубеждением против Людей, так что Псу выпала на редкость дерьмовая карта.

Псу нравилось говорить.

На скамейке буквально слева от турника, на котором подтягивался Блэк, сидел старик из столовой.

На самом деле, он оказался не таким уж старым, когда Блэк рассмотрел его поближе. Пятьдесят с хвостиком, может, немного за шестьдесят, и у него все ещё сохранилось немало мышц. У него было широкое, загорелое и изборождённое морщинами лицо и седые волосы, заплетённые в косу, что тоже заставляло его выглядеть старше.

Его звали Джозеф.

Пёс сказал, что когда-то Джозеф был профессиональным боксёром, и сложен он был соответствующим образом. Джозеф сидел за убийство; он убил федерального агента, который явился в резервацию и взбесил его каким-то образом, о котором остальные не распространялись, а Джозеф вообще не говорил.

Джозеф провёл в тюрьме уже более двадцати пяти лет.

Трое остальных в лагере «вождей» сидели рядом с ним на лавке. Блэк определил их имена как Девин, Фрэнк и Истон. Блэк не знал точно, было ли Истон его именем или фамилией. Он предположил, что это не имеет значения.