Читаем Чипсайд (ЛП) полностью

Чипсайд (ЛП)

— Итак, в гроб положили живого человека, — сказал я, глядя на него поверх очков. — Небрежность это или нет? Вот в чем вопрос.

Хелен Симпсон

Проза / Рассказ / Современная проза18+

Annotation

Введите сюда краткую аннотацию


Хелен Симпсон Чипсайд

notes

1

2




Хелен Симпсон Чипсайд




— Итак, в гроб положили живого человека, — сказал я, глядя на него поверх очков. — Небрежность это или нет? Вот в чем вопрос.

Насколько я понял, моей задачей было показать ему, что учиться на юриста интересно, что эту профессию стоит выбрать. Надеясь заинтриговать его, я и раскопал в старых судебных архивах это любопытное дельце.

Выглядел он старомодно, этот парнишка по имени Сэм, — худой, белобрысый, с прыщами на лице и унылыми голубыми глазами. Ему явно было неуютно в лоснящемся школьном пиджачке, и смотрел он исподлобья, как загнанный зверек. Я не слишком рассчитывал на успех, но должен был сдержать обещание, данное его отцу.

— А началось все с туриста, который путешествовал автостопом по Югославии, — сказал я. — В лесу его застал дождь.

— В Югославии? — спросил он. — Это типа Сербия?

— Примерно, — сказал я. — Сейчас кусок этой лесной глухомани приходится еще на Хорватию, ну и… еще на несколько стран. Хотя тогда, в семидесятых, все это была одна большая социалистическая страна.

— Я летом ездил в Белград, — оживился он. — На экскурсию.

— Отлично.

В начале лета отец Сэма помог мне выкарабкаться после сердечного приступа в спортзале. Он переспорил меня — а вам каждый скажет, что это нелегко, — отправил в больницу, хотя я собирался на запланированную встречу, и тем самым спас от неприятностей похуже, чем медицинский фокус с шариком. Может, даже от смерти. Так что на его просьбу насчет сына я просто не мог ответить отказом. В августе все равно в делах застой: суды уходят на каникулы. Нынче слово «кардиохирург» звучит не так грозно, как раньше, — теперь это что-то вроде помеси высококлассного сантехника с иллюзионистом. Чтобы раскупорить забитую артерию, туда загоняют крошечный воздушный шарик и надувают его. И резать не надо! Не прошло и недели, как я снова вернулся в свой кабинет, причем без единого шрама.

Что касается Сэма, то в свой последний школьный год он должен был решить, куда поступать. Оба родителя у него были врачами, но он не желал идти по их стопам, и меня попросили убедить его, что диплом юриста — это очень даже неплохо. Еще они надеялись, что я организую ему небольшую практику на месяц-другой — это стало бы серьезным плюсом для мотивационного письма, которое отправляют в университет и от которого многое зависит, — но пока я не понимал, что ему можно поручить. Разве только сделать парочку фотокопий?

— Твой отец говорит, ты еще не решил, какую специальность выбрать в университете, — сказал я.

— Ага.

— Но в медицину за ним не хочешь.

— Кровь, — ответил он и скривился.

— А в школе у тебя какой предмет любимый? Из основных?

— Не знаю. — Он пожал плечами. — История вроде ничего. Иногда.

— Так-так, история. Очень полезная вещь для начинающего юриста — ведь благодаря ей учишься анализировать происходящее, сортировать информацию и делать выводы, опираясь на факты.

— Я не знаю, какая работа мне подойдет, — сказал он с неожиданным напором. — И решать пока не хочу.

— Понятно.

— Свобода! — воскликнул он, и в глазах у него вспыхнул шальной огонек.

— Свобода? Значит, жажда свободы перевешивает практические соображения. Понимаю.

— Я бы лучше еще годик обождал.

— Кхм… я бы на твоем месте как следует подумал, — возразил я. — Сейчас в хороших университетах, где преподают юриспруденцию, этого не любят — говорят, что за год у вчерашних школьников все из головы выветривается.

Он понурился.

— Но давай вернемся к нашему туристу, — сказал я. — Через некоторое время ему удалось поймать на дороге попутку. Водитель ткнул пальцем назад. Парень залез вместо кабины в открытый кузов и не слишком обрадовался, увидев там гроб, но дождь лил как из ведра, а до ближайшего городка было несколько миль, так что он не стал кочевряжиться и устроился рядышком. Пока все ясно?

— Угу.

Этот мальчишка просто не знал, что такое ответственность. Ничего не поделаешь — ребенок!

Эби тоже, а Эве и вовсе только три года. Мне очень повезло, что я получил шанс начать все сначала и избежать тех ошибок, которые наделал в первый раз, с Ханной и Мартой.

Знать, что ты снова кому-то нужен, что ты дорог такой привлекательной молодой женщине, как Лорен, — это было просто чудесно, особенно после стольких лет тоскливого прозябания в разводе. Конечно, дети как-то скрашивали эту тоскливую жизнь, но все-таки! Ну ладно, ладно, по возрасту Лорен и правда годится мне в дочки, как не раз отмечали Ханна и Марта. Но благодаря этому я лишь больше ценю счастливую возможность все переиграть. Вдобавок это увеличивает груз моей ответственности: если я хочу увидеть, как Эби и Эва окончат университет, я должен тщательно следить за своим здоровьем. Стейки с жареной картошкой отменяются раз и навсегда!

— Так вот, сидит наш турист около гроба, — продолжал я, — и вдруг крышка приподнимается, и он слышит голос: «Ну что, кончился дождь?». Это так напугало парня, что он завопил, спрыгнул с грузовика на полном ходу и сломал себе ногу.

— Дебил.

— Почему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза