Число начала

Он встал со стула:

— Джентльмены, — сказал Арлингтон, прощаясь, и направился к выходу.

Вслед за Джоном, попрощавшись, ушли мужчина с клетчатым шарфом и человек с бесцветными глазами.

Иллюминат в темном костюме в светлую полоску подошел к окну.

— Как вы думаете, сэр, Джон Арлингтон о чем-нибудь догадался? — спросил его пожилой мужчина.

— Нет, он никогда не допустит мысли, что заседание ложи могло облачиться в такой необычный для себя вид. Любой из братьев счел бы подобное заседание предосудительным, ибо оно по своей сути не соблюдает основных пунктов протокола. Однако в изначальном уставе указаны исключительные случаи, когда подобное допускается. Хотя используется крайне редко и в присутствии Великого мастера. А я здесь присутствую. И, кстати, объявляю работу закрытой. Все будет, как я и сказал: на следующем заседании после ваших докладов братья проголосуют. Но в прошлом Джон проявил себя с наилучших сторон. Поэтому, насколько возможно, будем объективны.

— Жаль, что Джон упустил камень.

— Да, но есть и другие способы прийти к Великим сокровенным целям, к которым следует наше братство из века в век и без этого камня. Ты можешь идти и возьми с собой запись разговора.

Джон опустил замерзшие руки в карманы бежевого пальто и приготовился к длинной прогулке. Он шел по Стрэнд, не обращая внимания на красивых женщин, проходящих мимо, хотя в иных обстоятельствах он не упускал возможности оценить женскую красоту. Без интереса проходил мимо открывающихся дверей в магазины и пабы. В голове у него сидели сейчас лишь две мысли. Первая — что за ним следят, иного просто быть не может. Вторая — что его оправдания были достаточно аккуратны, чтобы убедить любого судью, любого чиновника, министра и президента, но не достаточно хороши, чтобы произвести должное впечатление на тех людей, что проводили дознание. У них еще до его появления в том зале сформировалось мнение на его счет. А самое главное, он сам, когда лгал им, понимал, что его есть за что судить. Провалы за провалами, если говорить откровенно, следовали за ним все время поисков спрятанного профессором Вайнером алмаза. И уж если быть до конца честным, то внезапный порыв Александра Вайнера спрятать камень, принадлежащий на самом деле Джону Арлингтону, был предзнаменованием того, что фортуна и впрямь отвернулась от англичанина.

Подобно тому, как посвятительный ритуал много-много лет тому назад предстал перед Джоном, и Джон принял в нем повторение его собственного существования, развертывание его собственного сознания и историю его жизни со всеми тайнами, которые ему предстоит открыть как в самом себе, так и в обществе Посвященных, Арлингтон до сих пор готов был постигать истины все новых ступеней уходящих высоко в глубины тайны. Но самого главного он силился и не мог вообразить. Свидетелем какой же истины стала Катрина.

В глубине души Джон оставался совершенно спокоен относительно решения ложи, но неведенья о судьбе алмаза он не мог стерпеть.

Арлингтон поднял воротник пальто, защищаясь от порыва ветра. Пройдя несколько кварталов в направлении Сити, Джон перешел через дорогу, свернул на узкую Бедфорд-стрит, а затем на еще более узкую Мэйден-лейн. Швейцар старейшего ресторана Лондона узнал Джона и приветственно улыбнулся, распахивая перед ним дверь. В теплом свете зала блестели лаковые перегородки оббитых красным бархатом кабинок, стены украшали картины и гравюры с изображением известных исторических личностей и событий, в темных эркерах стояли гипсовые бюсты.

Джон прошел по красно-золотому ковру к ожидавшему его столику, который Джон выбирал всегда. Он собирался насладиться вкусом салата из копченых утиных грудок, рубленой ягнятиной из Озерного края с оливковым соусом и пудингом с грецкими орехами в карамели, и сделал заказ, не заглядывая в меню.

Сегодня ресторан оказался не так заполнен, как вчера. Зал играл золотом. После холодного воздуха внутри было очень тепло и уютно.

Официант принес заказ. Джон принялся за салат, бросая короткие взгляды на окружающих.

К десерту ему подали другое вино, и Джон теперь неторопливо наслаждался его букетом. Лицо Арлингтона хранило будничную безмятежность. Маски, прячущие его чувства от посторонних глаз, не имеющие ничего общего с тем, что происходило в душе мастера иллюминатов, уже давно стали его лицом, под которым могли бушевать сомнения. О многом из того, что произошло в Калининграде, он вспоминал с сожалением. Да только раскаяния не испытывал. Причиной тому являлось всего лишь одно чувство вины, в сравнении с которым в глазах Джона меркли все остальные его грехи. Прожив долгую жизнь, он так и не смог забыть ту единственную смерть, которая навсегда запятнала алмаз кровью. В последние дни Джон постоянно чувствовал связь с тем, что произошло много лет назад на родине удивительного алмаза. И, наверное, подсознательно, почти все решения Джона в Калининграде косвенно или напрямую, осознанно или помимо воли Джона стали следствием той черной тени из прошлого.