Число начала

Месторождение считалось сакральным местом у суеверных местных племен, и ходить туда запрещалось. Поэтому люди вождя неожиданно остановились, дойдя до границы, где трава резко переставала расти. Вождь ни под какими угрозами не соглашался идти дальше и в глазах его, блестящих в дрожащем свете факела, Арлингтон видел неподдельный страх. С этой мотивацией бороться невозможно. Поэтому Джон, хотя эта идея ему и не нравилась, попросил командующего оставить несколько солдат присматривать за дикарями, чтобы те не сбежали, а остальных военных позвал с собой.

Укрытый знойной темнотой ночи, разлом в земле в нескольких метрах впереди не сразу бросался в глаза. В него запросто можно было свалиться. Одна сторона шла вровень с землей, другая приподнималась и нависала над узким ущельем. Спуск оказался не таким крутым и сложным, как казалось снаружи, и внутри не обнаружилось следов пребывания хищников.

Твердая порода образовывала углубление в ущелье, что-то вроде пещеры, в центре которой к удивлению Арлингтона угадывалось какое-то геологическое подобие алтаря. Грубо обтесанный сталагмит. Казалось, что всё здесь сотворено природой, но Джон сообразил, что много веков назад здесь проводились обряды.

Фонарики военных остановились на слабо различимом наскальном рисунке позади алтаря. Человеческая фигура с волосами, похожими на древесные ветви, и непропорционально длинными пальцами. Когти. В этих местах когти символизировали силу, способность охотиться, выживать и добывать, решил Джон. Сама природа с ее хищниками показывала это древним авторам наскального рисунка. Но ветви на голове напомнили Арлингтону больше о демонах из европейской культуры.

На алтаре стоял невзрачный черный камень размером с небольшую человеческую голову. В свете фонарика неправильные матовые изгибы и изломы кристаллической породы в некоторых местах просвечивались и блестели густым фиолетовым цветом. Цветной алмаз, весом в несколько сот карат. Здесь повсюду их окружала углеродистая порода, но сегодня Арлингтона это не интересовало.

Джон нашел то, что искал.

Он взял алмаз, и они направились к выходу, а потом услышали снаружи выстрелы.

Выбравшись на поверхность, они увидели двух застреленных членов племени, которые испугались и хотели убежать, а солдаты просто выполнили приказ командира. Вождь стоял на прежнем месте, отравленный бессилием, страхом и ненавистью.

Джон сказал, что они возвращаются, перешагнул через тела и устремился в направлении, откуда они пришли, держа завернутый в его походный пиджак алмаз.

Военные сопроводили вождя обратно в племя, а вождь всю дорогу гневно переговаривался с Акенубэ. Что хуже всего, Джон расслышал вину в голосе своего товарища, когда тот отвечал вождю. Арлингтону это не понравилось еще больше, чем вид убитых африканцев. Но дело было сделано, и это уже были не его проблемы.

Чем больше говорили вождь и Акенубэ на своем непонятном языке, тем отчетливее Джон понимал, что дальше произойдет что-то неприятное. Так и случилось, когда школьный учитель попросил Джона и командира уезжать без него. Акенубэ считал своим долгом остаться теперь в племени. Арлингтон попытался уговорить его поехать с ними в город, убедить, что его ждет семья и там он будет в безопасности, но африканец слишком тяжело воспринял гибель людей из своего племени и уже поддался внушению вождя, поэтому Джон быстро отступился. Арлингтон, командир и отряд военных погрузились в машины и уехали прочь, оставив там Акенубэ.

Но это был всего лишь маневр.

Через несколько минут внедорожники военных на полном ходу въехали на территорию племени, чтобы вызволить Акенубэ. Солдаты выскочили и быстро отловили всех дикарей, повалили их на землю и приставили стволы к их головам. Командир нашел друга Джона и позвал Арлингтона.

Было уже поздно. Раненый и истекающий кровью, Акенубэ лежал в глиняной постройке в свете горящего костра. Снаружи стоял вождь, в руке его мерцал обагренный кровью скрюченный костяной предмет, напоминающий тесак. Вождь измазал свое лицо кровью Акенубэ, был весьма удовлетворен содеянным и, не переставая, бормотал что-то себе под нос. Впрочем, командир его прервал, выбил из рук острый костяной тесак, подбил ботинком его ноги, поставил перед собой на колени и приставил пистолет к голове.

Увидев Акенубе, Джон понял, что они не успеют довести его до ближайшей больницы.

— Ну что же ты не поехал с нами, — опечалено вздохнул Джон, присев рядом со своим другом.

Акенубе заплакал и заговорил о том, что предал свой народ и эту землю, и теперь с ним поступили правильно. А потом он схватил Джона своей холодной бескровной рукой и сквозь боль попытался объяснить Джону то, что считал важным, и это были его последние слова: