Читаем Чиста Английское убийство полностью

Далее. Тут слово опять Евгению Лукину: "По молодости лет, когда ведешь несколько дел сразу, рано или поздно начинает мерещиться, что расследуемые тобою преступления -- взаимосвязаны. Часто даже возникает соблазн слить все эти дела воедино и, скажем, с пристрастием допросить растратчика насчет вчерашнего убийства в городском парке... Некоторые, кстати, так и делают". Воистину так! Именно в эту ловушку и попадают, раз за разом, неомарловианцы: им мерещится, будто абсолютно любые события в окрестностях того дептфордского пансиона непременно должны иметь связь с убийством Марло. В результате, начав складывать пазл и (разумеется!) обнаружив "лишние детали", они принимаются впихивать их насильно -- ну и разламывают в итоге вообще всю конструкцию.

Поначалу-то марловианцы разумно следовали золотому правилу поведения на допросе: "Избегай прямой лжи и лишних подробностей", всего лишь дружно (и небезосновательно) указывая на Уолсингема как на организатора эвакуации: "Томас Уолсингем действовал как истинный и верный друг и использовал все свое мастерство, изобретательность и опыт в шпионаже, чтобы устроить фальшивое убийство, используя Фрайзера, Поули и Скереса в изящном сюжете: заменив [Марло на] другое тело, лицо которого было изуродовано раной, чтобы позволить Марло сбежать" (Рейт, 1994: p. 113)*. Такими "мелочами", как происхождение того "тела, лицо которого было изуродовано раной" они не заморачивались: "То, что кто-то был убит в Дептфорде, и что этот неизвестный убитый был подложно выдан за Марло, нашего поэта, не вызывает сомнения (Гофман, 1955: p. 224)"**.

-------------------------------

* Wraight, A.D. (1994). The Story that the Sonnets Tell. London: Adam Hart.

** Hoffman, Calvin (1955). The Man Who Was Shakespeare. London: Max Parrish.

---------------------------------

Но поскольку вовсе уж уйти от вопроса про труп было нельзя, на сцене у марловианцев появился некий "неизвестный матрос", убитый организаторами инсценировки: поди проверь! Что, конечно, сразу вызывает в памяти всё тот же "Остров сокровищ", "стрелку" капитана Флинта:

" -- Это моряк, -- сказал Джордж Мери, который был смелее остальных и внимательно рассматривал сгнившие лохмотья. -- Одежда у него была морская.

-- Конечно, моряк, -- ответил Сильвер. -- Полагаю, ты не надеялся найти здесь епископа".

Замечательная идея -- труп щеголя Марло в демократичной "морской одежде"... Или вот -- спешное переобувание жмурика в кустах за пансионом... Стоп-стоп-стоп: идею черной комедии мы с вами, вроде бы, уже отвергли, так что давайте-ка обратно, в нормальный детектив!

...Вы таки будете смеяться, но "неизвестный матрос" -- это (в смысле правдоподобия) "было еще повидло"... Не так давно неомарловианцы решили-таки "допросить с пристрастием растратчика насчет вчерашнего убийства в городском парке". Дэвид Мур (1996)* открыл, что за день до убийства Марло неподалеку от Дептфорда был "внезапно и секретно казнен" религиозный диссидент и проповедник Джон Пенри, "человек тех же лет и того же [социального] статуса, что и Марло"; вот его-то трупом, по мысли Мура, и подменили на следующий день ускользнувшего "поэта и шпиона".

---------------------------

* David A More (1996) "Drunken Sailor or Imprisoned Writer?" -- The Marlovian newsletter, 1996

-- http://www.marlovian.com/essays/penry.html

----------------------------

В деле Пенри действительно есть любопытные детали и совпадения. Он был приговорен к смерти (среди пунктов обвинения -- публичные утверждения, что "королева впала в ересь", т.е. госизмена там шла без вариантов, плюс еще и валлийский сепаратизм) 21 мая -- почти сразу после вызова Марло в Тайный совет. Смертник написал письма Эссексу и Бёрли о своей невиновности; Бёрли, как мы уже говорили, при возможности старался смягчать приговоры подобным "религиозникам" (не испытывая к ним никаких теплых чувств), однако тут он, похоже, просто не успел. 25 мая прошение о помиловании было официально отклонено, семья получила уведомление о казни -- которая, однако, была внезапно отложена (работа Бёрли?..). Витгифт с Пакерингом, однако, не дремали, и подписали ордер о казни прямо на заседании Тайного совета 29 мая.

Пенри тут же вывезли в район церкви Св.Фомы в Уотеринге по Старой Кентской дороге, где традиционно как раз и вешали такого рода публику (подальше от глаз их лондонских единоверцев) -- и исполнили. Место захоронения казненного (как и положено) никому неизвестно, а Уотеринг тот, со своими стационарными виселицами, расположен буквально в нескольких милях от Дептфорда, так что...

Перейти на страницу:

Похожие книги

ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное