Чистая вода

Все было как всегда. Петтер с Нурдёй сидел на ящике с песком перед бензозаправкой и записывал те же номера машин, что и вчера. Малыш Рюне, слишком агрессивный для детского сада, но слишком тупой для школы, пек, как обычно, пирожки из грязи на своей красной сковородке. Каждый, проходя, здоровался и заговаривал с ним – за исключением Герд на мопеде, смотревшей на него тем же хитрым и злобным взглядом сплетницы, что и на всех…

Возможно, бикфордов шнур уже подожжен, уже шипит, загоревшись, никому пока не видимый. Но внешне все без изменений, эрозии не заметно. Автобус, нагруженный пакетами молока, мешками с письмами и пассажирами, идет по расписанию; гора силоса на поле у Карла ровно на один тракторный прицеп меньше, чем вчера; пахнет навозом и водорослями, ветер дует в лицо. И так продолжается эта жизнь, просто жизнь, без потрясений, бесконечная тонкая нить, продернутая сквозь застиранную канву, расшитую узором из привычек и скуки, та жизнь, которой он хотел жить и жил всегда.

Наконец он добрался до здания администрации и зашел в Технический совет к инженеру Римстаду. Тот поинтересовался, почему Юн вдруг передумал, а он и сам не знал – его внезапно потянуло к воде. Место, конечно, оказалось незанятым: кто захочет торчать на болотах и пилить пластиковые трубы за несколько жалких крон в час.

Пока Юн дошел до дома, начался дождь, нагнало тучи с запада. Он оставил продукты в пристройке и бегом спустился к воде проверить лодку. Непогода уже так разыгралась, что он с трудом сумел вытянуть лодку на сушу, за два борта притянул ее тросом, закрепил, насколько хватило сил, и лег на плавучие бревна под стеной сарая. Здесь он провел много часов своей жизни, размышляя, обижаясь на природу и наслаждаясь ее стихией.

Море катило свои волны, словно зеленые сугробы, и они разбивались о берег, как всегда. Гаги сбились в стаи в расщелинах скал. Черные облака курились над заливом и оседали тяжелыми пластами. Но неприятное чувство не исчезало. Не такое острое, как прежде, приглушенное, словно вылинявшее, оно не покинуло Юна даже в шторм.

3

Юн долго стоял в темноте под деревьями, все не мог решиться войти. Над парковкой, над машинами, мотоциклами и горланящей молодежью разносился из открытых окон клуба праздничный гвалт и гремела музыка. И сегодня получилось, как обычно: он так долго собирался с духом, что перегорел. На нем были парадная куртка и лучшие брюки; сапоги, правда, заляпаны глиной, но сейчас там этого все равно никто уже не заметит.

Тут он обнаружил, что на углу одиноко маячит Карл, и направился к нему. Они взглянули друг на друга. Говорить Карл был не в состоянии, красные запавшие глаза слезились, в горле что-то булькало, рвалось наружу. Это на него Юн обычно пахал в страду, забивал ему скот, каждую осень разыскивал в горах пропавших овец и вырыл чуть не все дренажные канавы на его болотах.

Карл напрягся, запрокинул голову и вытащил из кармана бутылку – без пробки и почти пустую. Юн сделал глоток и двинулся к входу. Двое парней остановили его в дверях и заговорили с ним, но он молча прошел мимо. В танцзале купил себе чашку кофе, умудрившись не сказать ничего глупого девчонке-подавальщице, и встал у колонны. Пока все шло неплохо.

Но тут подошли парни, пристававшие к нему у дверей. У них свое рыбохозяйство на севере острова, лосося разводят. Юн знал этих ребят с пеленок. Насколько он помнил, их дежурными шутками и насмешками сопровождались все самые позорные его появления на публике.

– Приветик, Юн, – сказали парни, поводя широкими плечами. Женщин у этих обладателей мощных мотоциклов, кожаных курток и шейных платков было столько, что они и не собирались смотреть в эту сторону раньше трех часов ночи. Их лососевая ферма считалась на острове курицей, несущей золотые яйца, – большей удачи здесь сроду никому не выпадало. Юн этих двоих не выносил.

– Привет, – ответил он, отвернулся и стал смотреть на танцплощадку, там веселилась заезжая компания из города. Кто-то наступил на бутылку из-под пива и с грохотом упал. При этом он опрокинул пару стульев и сшиб на пол молоденькую девчонку, она заплакала и дернулась в сторону от потянувшихся к ней рук. Юн громко засмеялся.

– Ты сбежал из дому? – спросил один из парней.

– Угу, – ответил Юн.

– И что ты здесь делаешь?

– Не знаю.

– Ну да, ведь танцевать ты не мастер.

Они засмеялись, потом взялись обсуждать, хороши ли у Элизабет сиськи. Юн не вслушивался в эти сальности: он старался пореже открывать рот, когда ему встречались эти двое. Но сегодня вдруг огорошил их вопросом:

– Кто это там за столом, вместе с Кари и Герд?

– Чего ты сказал? А – это водолазы, они работают на Лангеванн. А тебе зачем? Кстати, ты стричься когда собираешься? Длинные волосы уже не в моде.

Юн всегда носил длинные волосы. Он и хотел бы не отставать от моды, но попытки угнаться за ней делали его еще смешнее. К тому же все старые звезды «Нэшвилла» по-прежнему ходили с длинными гривами, как и кумиры Юна – английские музыканты, игравшие тяжелый рок.