Чисто конкретное убийство

— У Хелюси Хавчик была подружка. Тоже здоровенная баба, рыжая и злобная, и тоже бегала за Бартошем. Шансов у нее не было никаких, она из слишком глубокой сточной канавы. Она помогала Хелюсе, надеялась, что и ей что-нибудь перепадет, а имечко у нее было что надо: Идалия Красная.

— Господи помилуй, откуда у тебя такие знакомства?!

— Из телефона. Я же тебе говорила, что весь этот отвергнутый гарем мне звонил, когда Бартош пропал у них из виду. Да и раньше тоже, вот и пришлось в конце концов урезать им доступ ко мне.

— А ты эту Идалию видела?

— Никогда в жизни. А если даже случайно и видела, то ничего об этом не знаю. Бартош говорил, что она рыжая и здоровенная, а что она за ним бегала, так это я сама догадалась. По телефону она меня упрекала, что порчу такую неземную любовь, — Хелюся и Бартош словно Ромео и Джульетта, а я засела между ними, как заноза в заднице.

— И ее правда так: зовут?

— А холера ее знает, она так представилась. Бартош подтвердил, что да, ее так зовут, но сказал это нехотя. Может, соврал. Он не хотел о ней разговаривать, потому что я не скрывала своих претензий, что он раздает мой номер телефона направо и налево. Тогда я думала, что он всего-навсего дурак, хотя паранойя уже брезжила на горизонте.

— По-моему, тебе нужно обо всем рассказать комиссару, — предложил Патрик. — Он как-нибудь твои новости переживет, а они могут ему помочь. А почему, собственно говоря, ты не рассказала ему все это сразу?

— Потому что я эту Идалию вот только что вспомнила. У меня все силы ушли на то, чтобы осознать факт смерти Бартоша, ни на что больше не хватило. Может, ты и прав, скажу…

* * *

Отправив свою команду с поручениями на все четыре стороны, комиссар довольно быстро получил первые результаты. Одновременно пришли желанные новости о пани Хавчик и о Зельмусе. Эти сведения едва не стоили ему последних остатков душевного равновесия.

Пани Хавчик в настоящее время жила на Вежбне, на улице Пулавской, в элегантной трехкомнатной квартире с кухней. Скончавшийся супруг успел перед смертью выкупить квартиру, а вдова ее унаследовала, тем более что имущество по брачному договору у них и так было общее.

Вести о разыскиваемой даме пришли быстро, но результат оказался мизерным, поскольку пани Хавчик дома не было. Ни днем, ни ночью. Ясное дело, что расспросили всех соседей — исключительно бесполезных, ибо они ничего не знали по самой простой причине. Так неудачно сложилось, что соседи с последних этажей за минувший год все массово удалились: кто в лучший мир, кто в дома престарелых, кто к родственникам, чему по причине их весьма преклонного возраста никто не удивился.

На их место въехали новые, омерзительные трудоголики, которым было не до контактов с соседями, и они понятия не имели о тех, кто живет рядом с ними. Верхом дружелюбия было знать в лицо соседей со своего этажа, насчет жильцов других этажей уже возникали сомнения. Тем более никто не мог сказать, что творится с жилицей именно этой квартиры.

Приемов она не устраивала, не шумела, ни собаки, ни кошки у нее не было, никто с ней систематически не сталкивался, потому что она не выходила и не возвращалась в какие-то регулярные часы. Не умерла, это точно.

Возле ее двери не веяло даже минимальным подозрительным душком и ничто не указывало на наличие трупа в квартире. Не могла же она умереть и сама забальзамироваться.

Возняк рассердился, да так, что его едва не хватил кондратий, но, к счастью, нашлось утешение в виде Зельмуся.

Зельмусь жил в Быдгоще, в старой вилле тети Рыси, с женой и детьми, а тетя Рыся, все еще живая, пребывала по соседству, в роскошном частном доме престарелых. По собственному желанию.

Стоило это весьма недешево, но у нее было чем платить.

Невыразимо талантливый Зельмусь занимался научным трудом. Он творил великий шедевр: комментарии к произведениям Маркса, Энгельса и Ленина. Сталина он уже трогать не стал. В мыслях он видел пьедестал, на котором навсегда займет заслуженное место. Правда, до сих пор только одна его статья появилась в печати — в одном из последних номеров «Трибуны люду»[7], а больше ничего. Однако эта статья вышла, и Зельмусь повесил ее на стену, вырезав из газеты и положив в рамку под стекло. На видном месте висело доказательство, что он ученый и писатель!

В первый момент Возняк не поверил отчету, не выдержал и лично поехал в Быдгощ — все же не другой конец света! Там он сам все увидел. И доказательство, и Зельмуся.

Он поговорил с Зельмусем и записал разговор на диктофон от первого до последнего слова. Позднее расшифровывающая текст помощница комиссара робко спросила, нельзя ли ей в качестве развлечения и отдыха получить приказ собственноручно обезвредить шестерых отпетых бандитов при помощи водяного пистолета, можно даже не заряженного. Она все добросовестно расшифровала и потеряла уверенность, что вообще понимает какой-нибудь человеческий язык.

А ведь Возняк всего-то и хотел от Зельмуся — получить сведения, где тот был и что делал шестого июня десять лет назад…