Чисто семейное убийство

— Я зашла пожелать вам спокойной ночи и пригласить вас на два слова, — сказала вездесущая Аглаида. — Валентина и Лариса — это любовницы Геннадия. Они погибли. Скажем точнее, были убиты. Дина жива, и она была подругой Феди, можно считать, невестой. А я думаю, что все это неспроста. И часть своей вины признаю. Гена — мой самый близкий родственник, после Феди конечно, мое нелепое дешевое предложение поучаствовать в соревновании, видимо, стоило этим женщинам жизни. Я не верю, что Гена убийца. И если он не маньяк, в нашей семье — тьфу, тьфу, тьфу! — такого сроду не было, то его подставляют. Дискредитируют и выбивают из игры. С моими жизненными принципами убийцам квартиры не оставляют. Вы не находите?

— Принципов пока нет, — заявила я. — А все остальное — возможно.

— Мне нужно остаться у вас. Мне нужно держать руку на пульсе.

— В смысле, чтобы он уже не прощупывался? А не проще было бы убить Гену?

— У меня есть подозрение. Я постараюсь вам не мешать. — Она проигнорировала все мои колкости, которым действительно была грош цена в базарный день, и удалилась в Яшину комнату.

Я подслушивала до трех часов ночи. И кроме тихих стенаний «пас», «раз», «взятка», из Яшиной комнаты не доносилось ничего интересного.

Глава 9

А ночью меня осенило. Все стало ясным как Божий день в туманной Англии. Ну конечно! Как же я не догадалась сразу? Как же я не поняла? Элементарное чутье отказало мне в самый ответственный момент! Со мной и электричеством в нашем городе это случалось. Стоило только всем женщинам подготовиться к телевизионному поцелую, как разом отключались и свет, и здравый смысл.

Миша в меня влюбился. Во-первых, смотрел со значением, во-вторых, грустно молчал, в-третьих, отказался от собачьих боев за квартиру, в-четвертых… А в кого, если не в меня? Да, я утратила квалификацию и нюх. Да, я немного застоялась в трехкомнатной конюшне, редакции, академии и школьных боях местного значения. С учетом общей занятости мозгов криминальным убийством на проспекте Мира, странно, что я вообще что-то смогла понять. В два часа ночи мои глаза раскрылись и упрямо вперились в потолок. Это были грезы любви, которые обычно заканчивались под утро полным разочарованием во всем мужском населении планеты. Все, что ночью казалось значительным и естественным, на рассвете превращалось в пошлое и надуманное. Я упрямо реализовывала комплекс Золушкиной тыквы, но если бы не ночные бдения, то моя дорога к алтарю оказалась бы по крайней мере в восемь раз короче. Я вздыхала и ворочалась, унимала разгулявшуюся сердечную мышцу, зарывалась носом в подушку и сладко мечтала. Если бы не постоянное поскрипывание в позвоночнике, которое я обычно выдаю за специальные упражнения по бодибилдингу для ленивых, можно было констатировать, что я помолодела лет на двадцать.

Умом я опять же все понимала. И что он мне не пара, и что фотограф — это не только профессия, но и склонность к разврату, и что воспитания у него хватит разве только на то, чтобы вынуть ложечку из чашки с кофе, что последней книгой, прочитанной им в детстве, был сборник нормативных актов по борьбе с нетрудовыми доходами и что в первобытном состоянии он похож на бритый кактус. Но я не собиралась его раздевать, вести на экзамен и представлять родителям. Наша любовь была моей маленькой тайной. А Тошкин, к сожалению, был сильно и на ближайшую неделю беспросветно болен. Еще немного, и я была бы готова писать стихи, сочинять музыку и разнашивать его узкие туфли, жертвенность и самоотдача достигли во мне критической точки. Его рот, оторвавшись от лица, как улыбка Чеширского кота стал навязчиво блуждать по детской, вызывая во мне припадки настоящей страсти. Да, похоже, что он действительно сильно в меня влюбился. Флюиды его чувства перелетели через весь город и будоражили воображение честной замужней женщины.

В семь утра, когда ночные видения, наконец, отпустили меня, раздался звонок. Аня, Аглаида Карповна и я торжественно сгрудились возле аппарата.

— Это меня! — выкрикнули мы все хором и потянулись к трубке.

Несмотря на то, что я среди них была самого детородного возраста, никто и не подумал отдавать телефон без боя. Подготавливаясь к атаке, я успела оценить батистовость Аглаидиной рубашки и радостные глаза невыспавшейся дочери.

— Это меня, — пискнула Аня. — Мы с Сережей договаривались…

— Вы тоже с кем-то договаривались? — спросила я у Аглаиды Карповны, намекая на то, что ее прыть в нашем доме совершенно неуместна.

— Да возьмите же вы, наконец, трубку, — взмолился Яша. — Дима спит.

— Да, — победоносным голосом сказала я, понимая, что Дима — это моя святыня, сон которой должен оберегаться даже ценой собственной моей чести.

— Это я, Миша, — просто сказала трубка, лишний раз доказывая, что все мои мысли абсолютно материальны, верны и должны восприниматься как минимум в качестве аксиомы.

— Да, — снова сказала я, теперь уже раздражаясь.