Чистое золото

Досада, горечь, любовь и злоба душили его, раздирали на части. Уезжая, он думал отдохнуть, пережить обиду в санаторной тишине. Начал как будто успокаиваться, и на тебе: вернулся - и сразу попал на собрание, где дочка ораторствовала, «выступала с предложением»! И предложение-то не свое, у отца взято! Пока он соображал да размышлял, как лучше и умнее поднять разговор о Лиственничке, Тоня уже спроворила. И руководство, оказывается, не за что винить. Может быть, не горячись он, не говори так резко с Кагановым, Михаил Максимович давно бы рассказал ему, что директор и парторганизация сами задумываются над восстановлением старой шахты. Выходит, не на кого обижаться!

Именно это сознание сейчас и сердило Николая Сергеевича. Пока он чувствовал себя правым, мог обвинять руководство в косности и неповоротливости, ему, кажется, было легче.

А теперь это важное дело поручено Тоне. Что она там натворит? Ни опыта нет, ни соображения! Непосильное бремя на себя взвалила. Одно упрямство, конечно… На самую грязную работу лезет, ходит в ватнике и сапогах, а он всегда представлял ее окруженной книгами, красиво одетой, в светлых, просторных залах института… Никто понять не может, каково отцовскому сердцу! Каганов вчера подходит так вежливо: «Ну, Николай Сергеевич, не сердитесь больше на меня? И на Тоню перестаньте сердиться. Отличная девушка!»

Ему хорошо рассуждать! Собственная дочь, небось, в шахту не пошла! Учится в Ленинграде, образованным человеком будет…

И все Пашка, смутьян! Он во всем виноват! Еще бы - краснобай, говорить умеет. Старого Иона и то обработал…

Николай Сергеевич знал, что победить стариковское упрямство Иона было делом нелегким, и чувствовал враждебное уважение к Павлу. Парень понял, что в речах охотника о грязном золоте может скрываться нечто важное. Самому Кулагину в голову не пришло порасспросить старика о Лиственничке, а ему ведь было известно, что Ионов зять когда-то там работал. Да разве упрямец этот сказал бы кому-нибудь, кроме своего любимца!

А с Тоней все точно с ума сошли. Татьяна Борисовна совалась разговаривать, Надежда Георгиевна начинала… Что они знают? Им кажется - обидел девочку крутой отец. А как эта самая девочка отца обидела! Теперь еще Маврина отняла!

Николай Сергеевич припомнил недавний разговор в парткоме, куда он ворвался, возмущаясь уходом Маврина и требуя, чтобы Саньку вернули в забой.

- И что ты кипятишься, Кулагин? - сказали ему. - Маврин сильный работник, такие на Лиственничке нужны. Побудет парень в молодежной бригаде, ближе к комсомолу станет, глядишь - и сам вступит. Мы понимаем, что там пока что дела не по его квалификации, да ведь и о воспитании человека надо думать. Он важничать здорово последнее время стал, там спесь-то сойдет. А у тебя в шахте забойщиков-стахановцев немало. На мавринское место Кустоедов станет. Чем плох?

Возразить было нечего. Кустоедов действительно немногим разве слабее Маврина. Но Санька-то как смел уйти? Еще сказал с нахальной улыбочкой: «Вы, товарищ мастер, надеюсь, не против того, что я в молодежную бригаду записался?»

Выходит, что сам Николай Сергеевич ничего не понимает. Пока он злился и обижался, люди кругом такого наделали! Пашка Заварухин учиться начал, Иона вразумил; руководство искало, как к Лиственничке подступиться, дочка старую шахту поднимает; Маврин воспитывается в молодежной бригаде… А он от всего этого в стороне. Неужели же никто из них не понимает, как мастеру Кулагину дороги и Тоня, и Лиственничка, и Маврин?.. Что он, обо всем этом не болел сердцем, не заботился? Ладно, пускай думают что хотят!

Не проходила досада на Павла, Саньку, дочь, Каганова и учительниц… И на жену тоже. Ходит, как статуя!

Николай Сергеевич так досадливо прикрутил капающий кран самовара, что Варвара Степановна невольно спросила:

- Долго ты, старик, сычом будешь ходить? Не хватит ли девку терзать?

- Вы меня все истерзали! Дочка неучем остается - тебе горя мало!

- Зачем неучем? Десятилетку кончила, и не как-нибудь… А на будущий год…

- Ты в этот «будущий год» веришь? Проста же ты!

- Антонина что сказала - сделает.

- Вот она уже сделала родителям на радость! Да что ты от меня хочешь? Я вам жить не мешаю, и вы меня не трогайте.

Такой разговор поднимался не в первый раз, и Варвара Степановна всегда молча отступалась. Значит, не перекипел еще старик! И всегда-то она затаенно ждала, что «ненормальная» любовь Николая Сергеевича к дочке может обернуться такой стороной. Чем крепче человек любит, тем сильнее чувствует обиду…

Утром она особенно заботливо вычистила просохшую одежду Тони, приказала ей надеть сапоги и выпить горячего молока. Вчерашняя усталость дочери напугала ее, но в следующие дни Тоня стала возвращаться более бодрой.

Покончив с разборкой копра, бригада взялась за лопаты.

- Крепи-то не видать, - сказал Мохов, когда вынуты были первые кубометры породы. - Снята, что ли?

- Михаил Максимович говорил, что снята. Там вот, под сосной, какие-то бревна валяются - похоже, что от крепления.

- Мало ли что там валяться может!