Кирилл Слобожанин свое обещание сдержал, пришел и, несмотря на все предубеждение Заварухина против него, понравился Павлу. Они говорили о фронте, и Слобожанину, который сам три года воевал, Павел незаметно для себя рассказал и кое-какие эпизоды боевой жизни и как был контужен во время разведки и найден товарищами через два дня посиневшим, со слабым дыханием.
Слобожанин говорил с Павлом уважительно, кое о чем посоветовался. Быстрая речь его с бесконечными «слушай» и «верно?» была проста и убедительна. Несколько раз он сказал: «Я с тобой как с бывшим комсоргом говорю», «У тебя опыт работы с молодежью немалый». Все это Павлу льстило, а за предложение Слобожанина прочитать молодым рабочим несколько лекций он ухватился крепко. Кирилл обещал прислать ему литературу и опять не подвел. Бытотов принес нужные книги и понемногу начал читать их Павлу. Огорчало Заварухина только то, что бегло писать выпуклым шрифтом он еще не мог и составление конспекта приходилось откладывать.
Овладеть шрифтом оказалось нелегко. Павел уверял, что у него «неспособные пальцы», в них медленно развивается тонкость осязания. Но постепенно она развивалась, и Заварухин знал, что своего добьется. Чтобы скорее выучиться читать и писать, он не жалел времени и без стеснения обращался за помощью не только к Тоне, но и ко всем, кто его навещал.
А Тоню медленность обучения приводила в отчаяние. После дня, полного живой, нетерпеливой работы на гольце, после урока, во время которого Павел радовал ее интересными соображениями, ей тягостно было следить за тем, как он медленно читает букварь, и методично поправлять его: «Опять ошибся, Паша: это не пэ, а эм».
- Мучаю я тебя, Тоня, - сказал Павел однажды. - Стыдно лишний час тебя задерживать, да так хочется быстрей одолеть эту премудрость!
Он улыбнулся:
- Санька говорит, что пока я учу, он сам весь шрифт запомнил.
- Санька тебе наговорит! - отозвалась Тоня, у которой брайлевские значки никак не укладывались в голове.
- Не всегда он зря-то говорит, - лукаво ответил Павел.
Тоня продолжала часто препираться с Мавриным, и вообще он меньше считался с бригадиром, чем ей бы хотелось. Но работа двигалась вперед, и Маврин становился серьезнее. Зато мнения свои отстаивал попрежнему и, если Тоня не соглашалась, действовал через Заварухина. Тоня с удивлением слушала, как Павел убеждает ее в том, в чем накануне убеждал Маврин.
- Ты всегда его сторону держишь! - обиженно сказала она. - Хотел меня от Саньки защищать, а сам…
А я решил, что защищать не надо, - упрямо ответил Павел, - что это тебе обидным может показаться. Мне ведь Андрей рассказывал, как Санька тебя дразнит. Я и подумал: Тоня не жалуется - значит, хочет самостоятельно справиться с ним.
- Ты прав, пожалуй… Кажется, с тех пор как я под дождь работать вышла, он стал мне больше доверять. Ты про этот случай знаешь?
- Все, все знаю, Тоня. Все, что тебя касается, - мягко сказал Павел.
Тоня смутилась и поспешно отвела глаза от его лица, будто Павел мог прочитать в них, как она обрадовалась его словам.
Глава тринадцатая
Михаил Максимович послал на голец трех плотников. С их помощью ребята быстро закончили постройку тепляка.
Андрей и Кенка установили железную печку. Когда в ней впервые загудело пламя и темное железо стало наливаться малиновым жаром, Зина поставила на печь большой чайник и спросила:
- Ну, чем не дом?
- Табуретки и нары надо сколотить, - сказала Тоня.
- Ага! Вошла во вкус! - захохотали ребята. - Небось радешенька, что есть где погреться.
Работать становилось холодно. Запоздавший в этом году мелкий, сухой снежок несколько раз реял над землей, но только припорашивал ее. Не укрытые мягкой зимней одеждой деревья беспомощно стыли.
Шахта постепенно углублялась. Тоне казалось, что это происходит страшно медленно. Но венцы крепления наращивались один за другим, в шахту уже не прыгали, а спускались по лесенке, которую Костя Суханов все время надставлял.
Для подачи наверх выбранной породы начали ставить ручной вороток. Рама воротка должна была стоять на длинных бревнах - лежнях. Они получились короткими, и Тоня не приняла работы.
- Что в инструкции сказано? - повторяла она. - Лежни должны выходить за пределы колодца шахты на метр с каждой стороны, чтобы в случае обвала стенок ворот остался на месте.
- Какой может быть обвал! - обиженно бубнил Костя. - Закреплено что надо!
- Правда, Тоня, ну чего уж тут… - поддерживал брата Димка.
Он был подголоском Кости. С выговорами и требованиями всегда обращались к старшему Суханову.
- Ребята, не будем спорить. Надо переделать лежни, вот и все. Вам подходящие брусья попались, вы и решили их приспособить? Не выйдет!
Лежни переделали, но Костя обиделся на Тоню. В обеденный перерыв он молча поел и завалился в угол тепляка. Когда бригада пошла на работу, Андрей сказал, подражая Тониному голосу:
- Вставай, лежень, а то я тебя живо переделаю!
Ребята хохотали, и как Костя ни старался сохранить обиженный вид, у него ничего не вышло.