Чистые сердца

Так же, как и старый пастух сегодня утром, молодой ударил ладонями по коленкам, встал и направился в юрту. Открыв одну из створок деревянной двери, он перед тем, как зайти самому, пригласил в неё банхара, позвав его по имени. Старый Бурул, в отличие от своих братьев, регулярно захаживал в жилище человека, так как славился чрезвычайно послушным и спокойным нравом, отличался удивительной для пастушьей рабочей овчарки чистоплотностью. Его лапы, как у птицы, не оставляли после себя грязных следов, а его шерсть, словно кошачья, всегда была гладкой и чистой.

Бурул вошел в юрту. Каждый раз он удивлялся этому зрительному обману, ведь снаружи юрта выглядела неказистой и маленькой. Обитая белым войлоком и переплетённая бечевкой, она всегда портила вид прекрасных степей своей неестественностью, но внутри она казалась венцом человеческого таланта. Зимой в ней было тепло, а летом прохладно. Ни дождь, ни ветер не проникали внутрь. В юрте всегда пахло сливочным маслом, свежим молоком, вареным мясом или жареным тестом. Каждый раз, когда выпадала возможность посетить человеческое жилище, Бурул внимательно разглядывал мебель и убранства своего хозяина. Он, со свойственным ему академическим любопытством, рассматривал закрепленные на решетчатых стенах плети и кнуты, элементы конской упряжи и хозяйственные инструменты, саблю в ножнах, лук и колчан со стрелами. На одной части стены – над кроватью, где спал старый пастух, висел большой разноцветный ковер, а рядом с ним, на створках, висела полка, на которой стояли реликвии и святыни, лежали подношения в виде теста и мяса, горела лампадка, от огня которой чадило, а пламя – тревожно содрогалось. На противоположной стороне юрты стояла еще одна кровать, где спал молодой пастух, когда он приезжал к отцу, а также деревянный шкаф и сундук. Парень взял тускло горевшую медную масляную лампу, наполненную растопленным жиром, и с её помощью разжег очаг, на котором уже стоял казан с говяжьей похлебкой. Он уселся на кровать, а Бурул улегся у его ног, с грустью свесив голову.

Часть II

Из балки, лежащей близ животноводческой стоянки, во мрак полуночной степи вышла стая голодных волков, ведомая своим вожаком. Легкой скользящей рысью они быстро добрались до животноводческой стоянки с подветренной стороны. Ловко перепрыгнув через деревянный забор открытого овечьего загона и бесшумно приземлившись, хищники рассредоточились, выбрав каждый себе жертву. Многие из волков обнюхивали спящих овец, а слюни из их пастей стекали на овечью шерсть.

– Убейте всех. Никто не должен выжить. Ни один баран, овца или ягненок не покинет эту стоянку живым. Делайте всё быстро и тихо. Сначала убиваем, потом едим, – скомандовал вожак стаи.

Подойдя к своей жертве, будто острой бритвой волк полоснул своими острыми зубами шею овцы, и красная кровь, поблескивающая в лунном свете, разлилась на землю. Овца умерла мгновенно. Белоснежные клыки легко пронизывали овечью шерсть и кожу, добираясь до бурлящих вен, а стригущие движения мощных волчьих челюстей разрезали плоть, выпуская теплую кровь.

Каждый волк последовал примеру своего вожака, и волчья стая начала резать мирно спящую отару. Волки метались от одной овцы к другой, и водянистая овечья кровь медленно растекалась по всему загону. Один из ягнят проснулся из-за того, что его мать в предсмертных конвульсиях случайно лягнула его копытом. Не сразу сообразив спросонья, он попытался уснуть вновь, но ощущение теплой влажной крови, в луже которой он лежал, разбудило его окончательно. Увидев страшную картину перед своими глазами, где в ночной темноте, столь буднично, механически и планомерно уничтожается весь его мир, ягненок, блея, заревел во все горло.

Один из членов стаи – огромный одноухий сутулый волк тотчас же прыгнул к нему и с яростным рыком перегрыз ягненку шею, но блеянье успело разбудить тех, кого ещё не успели растерзать волки. Сразу же позабывшие о сне, испуганные овцы начали носиться из стороны в сторону по загону, скользя в крови и спотыкаясь о тела своих павших собратьев. Выжившие сбивались в кучу, но их отара сразу же рассыпалась, стоило только хищникам приблизиться. Волки кровожадно нападали и оттаскивали овец в другую часть загона, душили и перегрызали им горло. Оставляли умирать и отправлялись за очередной жертвой.

Сжавшаяся, испытывающая неописуемый ужас, но не в силах противостоять волчьей стае овечья отара просто блеяла и дрожала от страха, пребывая в парализующем ужасе. Умирающие овцы также пытались блеять, но из их перерезанных гортаней выходили лишь хриплые булькающие звуки предсмертных мук. Волки резали овец с неистовой жестокостью, словно мстили им за нарушение главного и единственного закона – закона дикой степи, где нет места заборам, юртам, собакам и человеку.