– Так, ты сейчас выпьешь чашку чая, съешь бутерброд, и на этом все. Картошку я для тебя жарить не буду. Ты собираешь вещички и уходишь. У меня это уже вот где. Думаешь, я хочу, чтобы мои дети с сидельцем жили?
– С чего вдруг возникла эта тема, я уже месяц как вышел?
– Да, но вернешься ты туда в мгновение ока. Я знаю, что случилось, знаю, что тебя закрыли на ночь и предъявили обвинение. Так что все. К хренам собачьим. Я этого не потерплю, тем более, скоро будет ребенок.
– Какой ребенок?
– Ребенок, которого я ношу.
– Я не знал, что у тебя будет ребенок.
– Ну, а теперь знаешь. Вот, – она протянула ему жареный тост на кончике ножа. – Чай заварен. Ты должен уйти через полчаса.
– Я вроде как твой брат.
– Надо было думать об этом раньше.
– Я за все заплатил.
– Да, грязными деньгами. Нет уж, спасибо.
– И куда мне теперь идти?
– Об этом ты тоже должен был подумать.
– Слушай…
– Нет, ты слушай, Энд. Я снова хочу быть хозяйкой в доме, и Мэтт снова хочет быть хозяином в своей комнате, и мы сейчас это не обсуждаем.
Она встала. Кожа у нее побледнела, и круги под глазами явно выдавали то, что она беременна. На ее подбородке выскочили прыщи, корни волос отросли и выделялись коричневым пушком на фоне соломенного блонда.
Он допил свой чай. Съел свой тост. Пит подобрал вилкой желток, сосиски и фасоль и отправил все это в свой скошенный рот. Ошметок желтка упал ему на толстовку.
– Проваливай, – сказала ему Мишель и швырнула в него полотенцем.
Энди оглянулся. И тут, внезапно, он понял, что с него хватит. Он не мог больше здесь оставаться ни дня. Он встал.
– Ладно, – сказал он.
Ему особенно нечего было собирать, а кое-что он даже оставил. Все с легкостью поместилось к нему в сумку. Через двадцать минут он ушел, не сказав никому из них ни слова. Было солнечно. Вокруг многоквартирных домов и на отдельных участках расцвели нарциссы. Погода была приятная. Пахло весной.
«Хорошо, – сказал он себе, – так хорошо».
Он подумал, как там поживает тюремный огород.
Он чувствовал себя так же, как когда только вышел, в самые первые моменты. Отчасти это было из-за весны, отчасти из-за того, что ему больше не надо было, скрючившись, лежать в вонючей комнате Мэтта или наблюдать за тем, как его зять ест яйца. Но было еще что-то – какое-то странное чувство, как будто он наконец вышел из темного тоннеля, который должен был закончиться еще несколько месяцев назад, но в котором обнаружилось много дополнительных закутков.
Он прошелся по окраине города, насвистывая, а потом свернул на дорогу, огибавшую Холм. Кто-то выгуливал собак, пара мамаш с детьми бодро шагали наверх, и их смех разносил теплый ветер.
Энди стал медленно подниматься на Холм, и когда он дошел до Камней Верна, он уселся, прислонившись к одному из них. Его все еще мучили боли после столкновения с фургоном. Солнце освещало его лицо. Он посмотрел на Лаффертон с высоты Холма. Король. Так они говорили, когда в детстве играли здесь. Король Камней Верна.
Он слышал истории об убийствах, которые в прошлом году совершили на Холме, но он никак не мог увязать их с тем, что видел; он был за решеткой, и тогда это был другой мир.
Он пробыл здесь примерно полчаса, пока солнце не скрылось за облаками и его спина, прислоненная к древнему камню, не заныла. Мамаши с детьми ушли.
Энди встал. Ему надо было идти. Но куда? Он понимал, что ему нужно дойти до центра города и увидеться со своим офицером по условно-досрочному. Разве она не обязана найти, где ему поспать? Он подумал о Ли Картере. У него дома было много мест, где можно поспать.
Но вместо этого он пошел к Дино. С утра в кафе было полно посетителей, и кофемашина работала не замолкая. Энди нашел себе столик поближе к стойке. За ней стоял Альфредо с потным лицом и перекинутым через руку полотенцем. Он сразу помахал Энди. Через пару секунд он выставил на стойку чашку чая и пару тостов и выкрикнул его имя.
Народу становилось все больше, и вскоре дверь открывалась только для того, чтобы новые посетители увидели, что мест нет, а потом сразу же закрывалась за ними снова. Было тепло и шумно. Когда кто-то, уходя, оставил газету, Энди потянулся и схватил ее. Он открыл ее на странице с футболом и медленно попивал чай, надеясь растянуть его.
Он вернулся туда же за сэндвичем в половине второго, после того как немного побродил по улицам, так и не отважившись навестить своего офицера по условно-досрочному, и еще полчаса просидел на скамейке. «Вот это меня и ждет, – подумал он, – закрытые двери, сидение на скамейках. Я обычный бывший уголовник. Так все и будет».
Он вернулся к Дино в десять минут пятого. Там наконец-то стало спокойно, только несколько школьников спорили в углу о какой-то ерунде и одна женщина медленно и вдумчиво ела жареный пирожок.
– Ладно, Энди, что происходит?
– В каком смысле?
– Ты возвращался сюда уже три или четыре раза и просто высиживал – как мы в свое время здесь высиживали, – он указал на мальчишек, которые вывалились из кафе и стали выталкивать друг друга с тротуара. – Что, твоя Мишель от тебя устала?
– Ну да.
– И что?
– Я сказал, что да, чего еще?