Чистые сердцем

Ширли давала прозвища всем пациентам. Остальных членов коллектива это крайне раздражало, хотя потом они сами начинали стабильно пользоваться этими именами. Так что миссис Эйлин Дэй, которая очень, очень медленно умирала от заболевания двигательных нейронов, по какой-то причине стала Миссис Маффет, а мистер Аткинсон, у которого повредился мозг во время взрыва бомбы, был Гигаубийцей. Марта Серрэйлер была Маленькой Мисс Счастье.

После того как она присматривала за своей матерью с рассеянным склерозом, потом за своей тетей, которую на два года парализовало после удара, а потом за своей единственной сестрой Хэзер, прошедшей через рак груди, Ширли поняла, что уход за неизлечимыми больными – это часть ее жизни, без которой она ее себе уже не представляет. Ее утешало осознание, что она нужна и востребована, что она хороша в том, что она делает, и что она вкладывает в это нечто большее, чем бесстрастный профессионализм. Она вкладывала в это свой энтузиазм, веселость, все хорошее, что может дать отсутствие профессиональных амбиций, и, в случае с Мартой Серрэйлер, любовь. Она полюбила девочку с того дня, когда она к ним только приехала, потому что у Ширли было не больше причин не полюбить ее, чем не полюбить новорожденного ребенка. У нее было не больше знаний, способностей или индивидуальности, чем у него; она никому не могла причинить вреда, не могла врать, воровать или обманывать, не могла ударить или обидеть; она была совершенно невинна, как белый лист бумаги. Все, что она делала, было невинно, любой воспроизводимый ею звук, любое странное случайное движение ее тела. Ее физиологические функции были тоже невинными, как у ребенка. Ширли никогда не могла понять, почему люди считают, что с ними более проблемно или неприятно иметь дело.

Она поднялась по лестнице. В конце коридора на этаже Марты была небольшая кухня. Там Ширли подготовит ей завтрак – детские хлопья, стаканчик-непроливайку со слабым, чуть теплым чаем, банановое пюре, пластиковую ложку и слюнявчик.

После еды с Марты снимут ее ночную одежду, помоют, высушат, приведут в порядок, переоденут; Ширли причешет ее светлые волосы и завяжет их сзади, показав Марте маленькую коробочку с лентами, заколками и кольцами, чтобы она могла дотянуться и «выбрать». Затем она выкатит ее из комнаты, проедет с ней по коридору и остановится у лифта. Утро было прекрасное. Марта будет сидеть в зимнем саду, где солнце согреет ее бледное лицо и руки и осветит ее светлые волосы, и птицы прилетят к кормушке, и ей это как будто бы понравится.

Для Ширли Марта была даже чем-то большим, чем младенец, потому что у нее не было еще и чувства времени, так что она никогда не скучала, не становилась беспокойной или капризной. Она просто отключалась и отправлялась в какое-то сумрачное место внутри своей головы или засыпала. Только иногда она могла заорать и забуянить, но в таких случаях это тоже было поведение младенца, который слишком долго не ел или испачкал надетый на него подгузник. Однажды она начала очень громко кричать и бить руками, и Ширли с Розой потребовалось полчаса, чтобы понять, что у нее слишком туго застегнута сандалия и ей прищемило кусок кожи.

Сейчас Роза была на кухне и ждала, пока закипит чайник.

– Доброе утро, Ширли.

– Доброе утро, дорогая, как идут дела?

Роза вздохнула. Роза так часто вздыхала, предваряя каждый свой ответ или замечание, что Ширли уже не обращала на это внимания, хотя однажды сказала, что Роза похожа на мальчика, который кричит «волки», и когда она захочет сказать что-то, о чем действительно стоит вздохнуть, никто даже не спросит ее, в чем дело.

– Не смогла проснуться с утра, и Артур снова намочил постель.

– Так что нового? – Ширли наклонилась к холодильнику, чтобы достать свежего молока.

– Что-нибудь еще слышно про того мальчика?

– Нет, когда я слушала новости в полшестого, ничего не было.

– Если они его поймают…

– Или ее.

– Ни одна женщина не заберет маленького мальчика от родителей вот так, это просто невозможно.

– Майра Хиндли?5

– Это было много лет назад.

– Человеческая природа не меняется.

– Я хотела бы, чтобы таких вешали публично, как раньше делали. Я бы заплатила, чтобы пойти, правда.

Ширли положила несколько ложек хлопьев в пластиковую устойчивую миску.

– Говорят, ее брат ведет это дело.

– Ну да, он самый большой начальник в Лаффертоне, кому же еще.

– Ты считаешь, он симпатичный?

– Мистер Серрэйлер? Никогда не думала об этом.

– Ну конечно.

– Ну ладно, тогда… да, только у него волосы слишком светлые для мужчины. А вот Марта с ними смотрится прекрасно.

– Такая жалость.

– Что именно?

– Если бы она была нормальной, она была бы очень привлекательной.

– Роза, ты не должна говорить такие вещи, ни здесь, ни где бы то ни было.

– Тем не менее это правда.

– Подвинься, мне нужно к холодильнику. Эта кухня не предназначена для двоих.

– Не пойми меня неправильно, мне действительно жаль ее. Несчастная девочка.

– Не стоит. Я думаю, она счастлива.

– Откуда тебе знать? Не глупи.

– Я просто знаю. Счастлива, как ребенок. Ну, она же не знает ничего другого… как ребенок. Если бы она была… как мы…