Читай меня вслух

– Это квартира отца. Долго не решался ее продать, но переезд вынудил. Вот для вас это – гора хлама, а для меня – воспоминания, – разведя руки в стороны, словно в стремлении обхватить все вещи сразу, сказал мужичок. – Поэтому, освобождая квартиру от того, что риелтор окрестил «мусором», я не хочу, чтобы эти вещи оказались на помойке. С воспоминаниями так не поступают. Вот я и раздаю все вещи, словно бы делюсь воспоминаниями с другими людьми.

Он замолчал и стал рыться на полках, переставляя пыльные книги с места на место, разыскивая нужные. Пока он перебирал свою библиотеку, Катя и Шурик разглядывали комнату: ветхую мебель, часы с застывшими стрелками, сваленные в кучу вещи, паутину по углам… Атмосфера брошенной старой квартиры сдавливала горло, отчего хотелось распахнуть окно и вдохнуть свежего воздуха. Но оба не двигались с места: Катя ждала появления книги с подсказкой, а Шурик просто не хотел показаться трусом. Оба облегченно вздохнули, когда мужичок закрыл дверцы шкафа и протянул Кате стопку книг. Это был трехтомник произведений Пушкина: издание тридцатилетней давности, удивительным образом сохранившее блеск обложек и золотое напыление букв. Казалось, что со времен покупки книги никто никогда не открывал, поставив на полку как предмет декора.

Катя взяла первый томик и раскрыла его. Обложка хрустнула, но не так громко, как у новой книги, а тихо и неуверенно, словно издав последний выдох перед смертью. На левом форзаце размашистым почерком было выведено послание от безымянного дарителя: «Дорогому Пете с наилучшими пожеланиями. 1987 год». Пожелтевшие страницы, шероховатые на ощупь и пахнущие пылью, зашуршали под тонкими пальцами Кати. Она бегло пролистала книгу, дойдя до середины с переплетом. Пальцы ощутили под тонкой бумагой что-то инородное, но едва различимое. Катя перевернула страницу и увидела гербарий, который когда-то был веточкой белой сирени. Маленькие соцветия-звездочки, прежде пышные и благоухающие, превратились в бурые завитки, сплющенные страницами, но сохранившие слабый сладковатый аромат. Едва увидев этот гербарий, Катя поняла, что это – новое послание Ника. Незачем было пытаться искать подсказки в тексте, внимательно перечитывая каждую строчку. Хрупкое послание Ника лежало на ладони.

– Не знал, что отец увлекался гербарием. Видать, сестра играла, – задумчиво произнес мужичок, недоуменно глядя на засушенную веточку сирени. Его наверняка удивляло, что девушка, пришедшая забрать пару книг, увлеклась такой мелочью, найденной между страниц. Казалось, книги уже вовсе не интересуют ее, точно на самом деле она искала нечто вроде сухой ветки сирени.

– Такие неожиданные находки вдвойне ценны, – пробормотала Катя и повела плечом, чтобы Шурик, стоящий за спиной, тоже смог увидеть гербарий. Шурика находка удивила, хоть и не впечатлила, однако он постарался не подать вида и деловито кивнул, соглашаясь с заключением Кати.

– Да уж, чего только ни встретишь, разбирая вещи, – добавил мужичок, и в голосе его Катя впервые уловила грустные нотки. Наверняка он сделал для себя множество открытий, освобождая квартиру покойного отца от вещей.

– Я заберу эту книгу, с вашего позволения, – бойко заявила Катя, сбрасывая с себя меланхолию, которую источал хозяин квартиры. Она уже чувствовала, как вместе с ним погружается в болото скорби. Ей снова захотелось сбежать отсюда. Сбежать, чтобы вдохнуть свежего воздуха, ощутить поток холодного ветра на коже и даже чтобы прищемить палец сломанным замком на двери в подъезде, – все что угодно, лишь бы почувствовать себя живой.

– Я отдам вам сборник только целиком. Как можно взять один том, а остальные бросить? Вы, милочка, когда покупаете сапоги, всегда берете пару, а не бросаете один в коробке, – мужичок оживился, и его голос стал громче, вместе с тем приобретя скрипучесть. Тоска и скорбь бесследно стерлись. Глаза загорелись азартом. – Стало быть, и трехтомник разлучать никак нельзя. Понимаете, о чем я?

Катя кивнула, не желая задерживаться в этой квартире ни секунды.

– Мы возьмем все три, – вступил в разговор Шурик и протянул деньги. Кате стало неловко, что платит он, однако сейчас было не время спорить об этом.

Заполучив книги, Шурик взял Катю под локоть и увлек за собой, к выходу. Мужичок сунул руки в карманы, криво улыбнулся им на прощание и сказал вслед что-то невнятное. Шурик и Катя миновали дверной проем с занавесками, узкий коридор, освещенный слабым желтоватым светом, и скрылись за входной дверью, которую хозяин бросил приоткрытой.

Выйдя на улицу, оба облегченно выдохнули. Ноябрьский ветер тут же привел их в чувство. Единственным напоминанием о пребывании в странной квартире оставалась лишь пыль, забившая горло и нос.

– Чувствую себя пылесосом, – чихнув, пожаловалась Катя. – Никогда не вдыхала столько пыли. Даже в редакции ее меньше!