Мужчины сделали дополнительные запасы и укрепили ворота замка в ожидании осады. Они посменно наблюдали за дорогой, идущей по скалистому перешейку, но Рэннок Хэмилтон так и не появился, чтобы увезти Китти или меня обратно в Кинмилл. Может, он так спился, что ему уже все равно? Или же у него есть какой-то другой план?
Я была вполне довольна жизнью, но мне недоставало Сейли.
Дженет и Уот рассказали мне, что после того, как Рэннок Хэмилтон увез меня в Кинмилл, сама королева взяла Сейли к себе и отказалась кому-либо его отдавать. Она заказала для него ошейник из мягкой голубой кожи, украшенный золотыми бляшками и сапфирами, и попыталась научить его исполнять всякие трюки. По словам Дженет, едва я его покинула, он впал в глубокое уныние. Затем ее и Уота отослали в Грэнмьюар, и они больше ничего о нем не знали.
Я найду способ вернуть его. Я пока не знала, как я это сделаю, но какой-нибудь способ наверняка найдется.
А еще я часто думала об Александре. Не то чтобы я по нему тосковала, но Майри была так на него похожа – вылитый отец, мой золотой возлюбленный, мой несовершенный, грешный, злодейски убитый архангел. Я часами сидела в Русалочьей башне, думая о нем, о том, как мы любили друг друга, о том, как он предал меня и как все, что приключилось со мною потом, выросло из этого одного-единственного предательства, подобно тому, как из одного-единственного семени вырастает и распространяется во все стороны ядовитый вьюнок. Интересно, пожалел ли он о том, что сделал, в тот краткий миг, что пролетел между ударом кинжала наемного убийцы и небытием смерти?
Я вынула из кладки под окном камень и заглянула в свой тайник. Не знаю, что я надеялась там увидеть. Единственное, что оставалось в углублении под камнем, был написанный и разрисованный от руки моей матерью сборник сказок, как книжных, так и народных, которые ей когда-то рассказывала ее (собственная) мать. Серебряного ларца в тайнике не было, как не было его и в потайном подвале под часовней Святой Маргариты. Куда же он подевался и кто владеет им сейчас? Кто мог знать про потайной подвал, кроме самой Марии де Гиз? Кому еще она о нем рассказала?
Не могу сказать, будто я забыла про цветки вьющегося паслена в шкатулке Майри. Но всякий раз, когда мои мысли натыкались на Нико де Клерака, я обрывала их и принималась думать о чем-нибудь еще. Я начала сызнова читать сборник сказок моей матери, свернувшись калачиком на нашей с Александром кровати в Русалочьей башне. В этих волшебных историях говорилось о феях и ведьмах, о единорогах и львах, о королевах и принцах. Моя мать нарисовала к ним картинки, используя тушь различных цветов, краски и даже немного сусального золота. Страницы книги уже начали крошиться от времени. Мне очень хотелось прочитать сказки Майри и показать ей картинки, но она непременно схватила бы книгу, а та была слишком хрупкой.
– Скоро ты меня увидишь. И я скажу тебе то, что ты даже не предполагаешь услышать.
Глава тридцать третья
В двадцатый день февраля, когда солнце ярко светило с голубого, холодного, как лед, неба, из леса, что на большом острове, рысью выехал одинокий всадник и поскакал по скалистому перешейку в сторону моего замка. Старый Робине Лури поднял тревогу, и мы все высыпали во двор, завернутые в пледы, как простые сельские жители, каковыми мы, собственно, и являлись.
– Это король, Maman? – спросила Майри. В дни, последовавшие за Крещением, я рассказала ей о трех великих царях-волхвах, которые пришли к младенцу-Христу с дарами: золотом, ладаном и смирной, и с тех пор она ожидала, что и в Грэнмьюар приедут короли.
– Не думаю, Майри-роза. По-моему, я знаю, кто это.
«Скоро ты меня увидишь. И я скажу тебе то, что ты даже не предполагаешь услышать».
Норман Мор и Уот Кэрни отворили ворота, и, как я и ожидала, во двор въехал Никола де Клерак – на черном фризском жеребце с пышными щетками над копытами и завитыми гривою и хвостом, похожими на гофрированный шелк. Он был одет в коричневую кожу и темно-зеленый бархат. Несмотря на холод, голова его была непокрыта, и с блестящими в лучах солнца волосами цвета пламени он и впрямь походил на короля в короне. На первый взгляд мне показалось, что он ничуть не изменился за полтора года, минувшие с тех пор, как я видела его в последний раз, когда он набросился на Рэннока Хэмилтона в покоях королевы.
Я же, напротив, очень изменилась – хотя мне только что исполнился двадцать один год, в моих волосах уже появились серебряные нити. За рождение Китти и последовавшие затем лишения мне пришлось поплатиться двумя из четырех самых задних зубов – тетушка Мар называла их les dents de sagesse – зубами мудрости. Я не могла находиться в комнате, если в ней были закрыты все окна и двери. Я подумала: что почувствует Нико де Клерак, когда приглядится ко мне? И еще подумала: почему, почему он не спас меня, почему оставил страдать в Кинмилле все эти долгие год и три месяца?
Рядом с крупным черным конем вприпрыжку бежал длинноногий бело-рыжий гончий пес с черным пятном на спине и крапчатыми лапами…
– Сейли!