Читающая по цветам

Посему в начале августа двор и армия отправились на север, чтобы сокрушить графа Хантли раз и навсегда. По пути в Эбердин мы должны были проехать мимо Грэнмьюара, и я решила взять с собою Майри и всех своих домочадцев, чтобы оставить их в замке. Со своими высокими стенами и узкой дорогой по перешейку он был в сто раз безопаснее, чем Холируд, и как бы мое сердце ни болело от разлуки с дочерью и моими близкими, им будет там куда спокойнее, чем в Эдинбурге.

Я неимоверно устала, и меня мучил страх. Француз Блез Лорентен как-то раз попытался проникнуть в мои покои, но получив хорошую взбучку от Уота Кэрни, был вынужден отступить. Граф Роутс часто заговаривал со мною, спрашивая о моем здоровье, словно ожидая, что оно по каким-то причинам ухудшится, и за его спиной всякий раз стоял Рэннок Хэмилтон, точно черный, черноглазый волк. А леди Маргарет Эрскин не упускала случая, чтобы публично осудить цветочную магию и поговорить о том, что муж – кем бы он ни был – может склонить жену к послушанию.

Мы покинули Эдинбург одиннадцатого мая и сначала отправились в Стерлинг.

– Меня здесь подожгли! – вскричала королева и начала рассказывать нам эту историю снова и снова. Потом посетили Перт и Глэмис. Когда мы выехали из Глэмиса на северо-восток, в сторону Грэнмьюара, я со своим маленьким отрядом поехала вперед. Королева не только разрешила мне отделиться от остальных придворных – длинный караван двигался медленно и догонит нас только через день или два, – но даже милостиво предоставила в мое распоряжение двух королевских воинов, чтобы те охраняли нас. С неохотою она также послала с нами месье Никола де Клерака, появившегося при дворе так же загадочно, как он в свое время исчез. Это явно была идея самого Нико. Возможно, ему было что мне сообщить.

Но я сейчас думала только об одном – как бы побыстрее оказаться дома. Впервые за прошедшие с моего отъезда год с лишком я повернула Лилид в сторону моря. Я чувствовала его запах, его вкус на моих губах, запах и вкус морской соли и острый аромат крошечных живущих и умирающих морских обитателей, и древних скал, и водорослей, и морских птиц. Расстилающиеся вокруг поля были ярко-зелеными, ибо лето в том году выдалось прохладным и дождливым – и везде цвели цветы: белые и лиловые цветки вереска, шиповник, чертополох. Дженет ехала рядом со мною, держа на руках Майри; малышка смеялась от восторга и протягивала свои крохотные ручки, как будто желала поймать цветы из воздуха. Она еще никогда не видела Грэнмьюара. Мое сердце наполнилось радостью, и я подумала, что правильно поступаю, привозя ее в дом ее предков.

Мы достигли скалы, на которой стоит замок, ранним вечером. Я послала одного из воинов королевы вперед, чтобы предупредить о нашем приезде, и когда наши лошади рысью въехали на перешеек, я увидела, как Норман Мор и его маленькие сыновья стоят на крыше над воротами и размахивают сине-золотыми флагами Грэнмьюара, приветствуя нас.

У нас не было с собою флагов, но Лилид не хуже любого штандарта показывала, кто мы такие – белая, как морская пена, с гривою и хвостом, отливающими розовым и золотом в лучах заходящего солнца

– Миледи, миледи! – закричала Бесси Мор, когда мы остановили лошадей на внутреннем дворе замка. – И вы привезли нашу милую крошку! И ты тут, Дженет, моя девочка! Слава Богородице, что вы все дома!

Они все столпились вокруг нас: и Бесси, и Норман, и их сыновья, и старый Робине Лури, даже отец Гийом, совсем слабый и хрупкий, но сияющий неподдельной радостью. Дженет и тетушка Мар и кормилица Эннис Кэрни передавали Майри из рук в руки, и к моему немалому изумлению, она не вырывалась и не плакала, а с радостью обнимала их всех. Воинам королевы хватило ума не мешать нам и заняться лошадьми. Что до Никола де Клерака, я увидела его только мельком: он гладил холку Лилид, и казалось, был бы рад, если бы и ему дали подержать смеющуюся малышку. Это было так не похоже на Нико, что я остановилась и задержала на нем взгляд; но он уже отвернулся, чтобы отвести Лилид в конюшню. В эту минуту Бесси Мор прижала меня к своей необъятной груди, и момент был упущен.

Дома. Мы наконец снова были дома.

Я не могла не думать об Александре, о том, с какими надеждами мы уезжали год назад в Эдинбург, и обо всем том, что случилось потом. Он уже никогда не приедет домой. Его могила в Глентлити, так что я даже не могу положить на нее цветы.

Я заплакала и долго не могла остановиться.