Читающая по цветам

Я не думала, что заплачу, однако почувствовала, как на мои глаза навернулись слезы и потекли по щекам. Думай, думай! Ведь должен же быть выход!

Они станут искать ларец, закрытый, запертый и спрятанный – но не открытый и наполненный цветами – засыпанный цветами-орудиями колдовства и уносимый у них на глазах…

«Я не хочу, чтобы ты его открывала. То, что в нем лежит, предназначено только для глаз моей дочери».

«Я знаю, ты умна. Ты сумеешь их перехитрить».

Я отперла ларец. Даже мои трясущиеся руки легко повернули ключ в замке – должно быть, сама королева часто его отпирала. Крышка откинулась назад. Я собрала с пола цветы: ветки боярышника и шиповника – и засыпала ими ларец… Лишь мельком я увидела его содержимое – книгу со страницами, сшитыми черной ниткой, пачку сложенных бумаг в сетке из алого шнура, запечатанной таким же алым воском. На бумагах было что-то написано порыжелыми от времени чернилами. Цветы закрыли все. Я спрятала среди них и усыпанную драгоценными камнями коробочку, и серебряный ключ. Затем я обвила все охапкой жимолости, так что вьющиеся концы свисали до самого пола и волочились по нему.

Вскочив на ноги, я закричала:

– Королева умирает!

Леди и лорды и протестантский пастор мастер[11]

Уиллок влетели в комнату, точно стая бакланов, бросая во все стороны зоркие взгляды и вожделея новостей. Я стояла неподвижно, держа перед собою, словно щит, засыпанный цветами ларец. Конечно же, это просто ток воздуха от всех этих вбегающих в опочивальню людей заставляет плети жимолости взлетать и завиваться. Конечно же, это просто из-за стоящей тут жары кажется, будто розовые бутоны боярышника распускаются у меня на глазах и превращаются в звездообразные белые цветы.

Рядом со мною прошел мастер Уиллок, и вьюнок жимолости зацепился за его рукав. Он отбросил его прочь, как будто то была змея.

– Уходи отсюда, девушка, – бросил он. – Тебе с твоим фиглярством здесь не место.

 Я опустила голову и смиренно присела в реверансе. В комнату вошел лорд Джеймс Стюарт, затем графы Аргайл и Роутс. Они не стали делать вид, будто скорбят о королеве, а сразу направились к молельне и начали шарить в шкафу над скамеечкой для молитвы. Пока что у графа Роутса были более важные заботы, чем судьба одной незамужней девицы Лесли и ее замка у моря.

Я начала медленно продвигаться к двери. Придворные на моем пути отшатывались от меня, чтобы случайно не прикоснуться к цветам. Мельком я заметила, как лорд Босуэл и Никола де Клерак спорят о чем-то с лордом Джеймсом и графами, стоя рядом со скамеечкой, на которой молилась бедная королева. Слышались злые, громкие голоса. Босуэл ругал лорда Джеймса по-шотландски и по-французски. Это было как раз то, что нужно, чтобы отвлечь внимание от меня.

– Королева мертва, – возгласил мастер Уиллок. – И с нею в Шотландии умерло идолопоклонство.

Я еще крепче прижала серебряный ларец к себе и подумала:

– Да примет Господь вашу душу, мадам! Я отнесу ваш ларец в часовню Святой Маргариты, а потом покину двор навсегда. – Никто так и не заметил ларец под грудой цветов.

Глава вторая

Я не выполнила своего обещания отнести ларец королевы в потайной подвал под часовней Святой Маргариты. Во всяком случае, в ту ночь.

Вместе со мною при дворе жили мои домочадцы: моя тетушка Марго Лури, единоутробная законная сестра моей матери, которую я называла Tante Mar, и моя горничная Дженет Мор, дочь кастеляна Грэнмьюара и моя ровесница. Они были совершенно не похожи. Дженет была высокой, крепкой, веснушчатой и всегда говорила то, что думает; тетя Мар была крошечного роста, хрупкой, ее горячая приверженкость правилам хорошего тона не знала границ, и она всегда, как мне кажется, старалась хоть в чем-то сравняться с моей аристократической матерью, внебрачной дочерью герцога де Лонгвиля. Я никогда не встречалась с Аньес Лури, моей французской бабушкой с материнской стороны, фермерской женой, ненадолго приглянувшейся герцогу, но подозревала, что моя мать была похожа на нее – ослепительно красивая, страстная и посвятившая себя лишь одному существу в целом свете – моему отцу, Патрику Лесли из Грэнмьюара. После его смерти в конце того страшного года в Париже я как будто перестала для нее существовать. Она исчезла в Монмартрском монастыре в Париже, чтобы провести остаток жизни в молитвах за его душу, а я была оставлена на попечение королевы-регентши и тетушки Мар, которая любила меня куда больше, чем моя мать, и ради меня переехала в Грэнмьюар.

Я едва успела войти в свою крохотную комнатку и только начала рассказывать тете Мар и Дженет о смерти королевы, как входная дверь у меня за спиной распахнулась под мощным ударом снаружи и с грохотом ударилась об стену.

Тетушка Мар закричала, Дженет уронила единственную в комнате свечу, и та покатилась по полу, бросая причудливые отблески на лицо человека, стоящего в дверном проеме. Несколько мгновений он походил на демона из ада, но вот свеча погасла, и при свете маленького камина стало видно, что это обыкновенный воин, краснолицый со сплющенным носом, одетый в ливрею графа Роутса.