Второе. Все верят, что ларец все еще у меня или что я, во всяком случае, знаю, где, в каком тайном месте, он спрятан. Очень хорошо, пусть верят. Я перестану отрицать, что знаю, где он теперь. Я найду способы повернуть их уверенность в моей осведомленности против них самих. Я смогу восстановить Рэннока Хэмилтона против Роутса, Роутса против Морэя, а Морэя – против самой королевы. Я смогу это сделать, потому что единственный человек, который знает правду – это тот, кто в действительности взял ларец.
Если этот человек взял его, чтобы выгодно продать заключенные в нем секреты, то правда скоро выйдет наружу. Но если тот, кто забрал его из подвала под часовней Святой Маргариты, собирается использовать его содержимое, чтобы самому узнать секреты всей шотландской знати и таким образом добиться власти внутри Шотландии, тогда… тогда он будет держать свое обладание ларцом в глубочайшей тайне, и у меня будет какое-то время для осуществления моих планов, по крайней мере до тех пор, пока не появятся слухи.
Так кто же его взял?
Кто знал о потайном подвале?
Я сразу же исключила бедного дряхлого аббата из Данфермлина во Франции. Мария де Гиз – доверила ли она этот секрет кому-либо еще? Могла ли она написать о нем во Францию, своей собственной матери, герцогине Антуанетте де Гиз?
Король Иаков, конечно же, знал. Леди Маргарет тоже знала. Если ларец взяла леди Маргарет, она будет держать его за семью печатями. Она использует его содержимое, чтобы сделать Морэя регентом, чтобы сделать его королем, и она станет делать это так, что он сам будет верить, будто он возвысился благодаря своей собственной силе и текущей в его жилах королевской крови.
Я снова провела по растениям рукой. Если бы они поговорили со мною, прислушалась бы я к ним, смягчила бы свое сердце, сделала бы что-нибудь по-другому?
Я уже никогда этого не узнаю, потому что они не стали со мною говорить. Я распрямилась, расправила плечи, тыльной стороной ладони вытерла со щек слезы и отправилась наверх.
Когда Рэннок Хэмилтон наконец проснулся, я сидела у окна, глядя на восходящее солнце. Я слышала, как он зевает и потягивается, затем неровные половицы скрипнули, и я обернулась.
Надо отдать ему должное – у него было красивое, сильное тело: длинные ноги, мускулистые плечи и руки, и каждый мускул был четко очерчен. Его грудь, руки и ноги покрывали волосы, густые и блестящие, словно шкура черного волка. Он не сделал ни малейшей попытки прикрыть свою наготу.
– Ну что, жена, – сказал он, – что ты теперь скажешь о своей языческой богине и ее вьющейся жимолости?
– Я бы сказала, что вы избежали ее визита.
Он засмеялся. Если злобный волк может быть самодовольным, то он всем своим видом выражал горделивое самодовольство.
– А еще я сказала бы, что она живет в Грэнмьюаре уже тысячу лет и проживет там еще столько же, и если вы думаете прибрать Грэнмьюар к рукам, то вам было бы лучше заключить с нею мир.
– Я никогда не иду на мировую с бабами, хоть с богинями, хоть с Евиными дочками. Эта твоя Зеленая Дама покорится мне, как покорилась ты.
– Вынужденная покорность никогда не бывает искренней.
Он снова засмеялся.
– Я буду принуждать тебя к покорности, покуда ты не забудешь все, кроме того, что я твой господин, и в конце концов ты будешь пресмыкаться передо мной и умолять забрать у тебя ларец старой королевы.
– Я никогда не отдам вам ларец. – Произнося эти слова, я посмотрела на него и подумала: «Да, он у меня, и если ты предашь Роутса и Морэя, я, может статься, и отдам его тебе; кто знает? Но я никогда не стану пресмыкаться ни перед вами, ни перед кем-либо другим».
Он рассмеялся. Я видела, что он догадался о моих мыслях и заинтересовался.
Повернувшись к двери, он крикнул, чтобы принесли горячей воды и завтрак. Я отвернулась и опять начала смотреть в окно. Он умылся и оделся. Я слышала, как лязгнула сталь, когда он застегивал пряжку пояса, на котором висели его кинжал и шпага. Я успела положить ключ обратно в его кошель, и, если Джилл меня не выдаст, он никогда не узнает, что я выходила из комнаты и сходила вниз.
– Я проведу день как обычно, на службе у милорда Роутса, – проговорил он, жуя грубую овсяную лепешку и запивая ее элем. – Сиди в комнате. Я велю караулить дверь, так что не вздумай куда-нибудь улизнуть. Только попробуй, и я взгрею тебя до полусмерти, и плевать мне на твой ларец.
– Я не буду пытаться бежать. Да и куда мне идти?
Он посмотрел на меня. Я подумала: «Интересно, а сам он ощущает ту пустоту, которую я вижу в его глазах, или же он считает, что все остальные так же пусты, как и он?»
– Если хочешь, можешь кликнуть, чтобы тебе принесли горячей воды, – сказал он. – Похоже, бабам все время требуется горячая вода и мыло. И Джилл принесет тебе пожрать.
Я ничего не ответила. Складка между его бровями сделалась глубже, и он молча вышел вон.
Горячая вода. Спасибо тебе, Зеленая Дама, – горячая вода и мыло!