— Да. Собственно, одна единственная проблема — финансирование. Мы недооценили стоимость содержания школ «Ратибор». За текущий год мы потратили на них почти 19 миллиардов рублей. Для сравнения — примерно столько же тратит на свои вооруженные силы такая страна, как Армения. И если проект Махаон закончится провалом, то на следующий год мы будем вынуждены сократить финансирование «Ратибора» в три раза — иначе церковь можно будет объявлять банкротом.
— А какова станет стоимость содержания школы в пределах Эйоланда?
— Примерно в двадцать раз ниже. При этом мы сможем привлекать в «Ратибор» местное население.
— Что ж, — задумчиво произнес настоятель. — Власть может быть только одна — та, которую дал Господь. Ко второй стадии Махаона у нас уже все готово, не так ли?
— Да, Ваше Высокопреподобие. Миссию в Эйоланде мы начинаем послезавтра. На месте, конечно, не без шероховатостей, но, с именем Господа нашего, мы справимся.
Отец Андрей стенографировал, почти не задумываясь о содержании совещаний. Церковь всегда играла в подковерные политические игры, с тех самых пор, как стала существовать официально. Являясь проводником между материальным и духовным, одновременно церковь представляла собой и финансовую корпорацию, со всей вытекающей отсюда моделью поведения.
В рамках конкуренции за души граждан, Церковь то объединялась с государством, то фактически исчезала на фоне репрессий с его стороны. Однако всегда проводила собственную политику, стараясь выйти за рамки влияния только лишь на души населения.
И если правительство черпало вдохновение в периоде социализма СССР прошлого столетия, то Церкви не давал покоя пример власти Ватикана.
Ибо власть может быть только Господа. И ничья больше.
Отец Андрей размышлял об этом исключительно абстрактно, являясь давно встроенным в механизм Церкви винтиком. Будучи человеком умным, образованным и не погрязшим от безысходности в грехах, он находил духовное успокоение в изучении религиозных сект и в написании научных статей, постепенно став известным в узких кругах соответствующих специалистов.
Ну а так как в Церкви на его памяти всегда что-то происходило, то он предпочитал не вдаваться в подробности. Всегда ведь есть умные головы, которым болеть.
Но и любопытства отец Андрей не утратил. Загадка миссии Махаон и города Эйоланда не могла его не интересовать.
Но, сколько не сидел он за картой, ни одного предположения по поводу истинного названия города Эйоланда ему в голову не приходило.
Эйоланд, упоминавшийся на совещаниях последние три года, стал для него настоящим ребусом.
***
Майор Скоров, массируя живот, глядел в окно. Живот болел. То ли от старости мяса в шаурме, которую час назад майор в него затолкал, то ли от старости самого майора.
Окно в его кабинете было забрано решеткой. Оно ему всегда напоминало камеры для заключенных.
— Так, когда ты их увидел в первый раз, говоришь? — спросил он, не оборачиваясь.
Худой интеллигент, с большим синяком под глазом и в заляпанном костюме, так и не осмелившийся притронуться к грязному стакану с водой, ответил сразу, срывающимся голосом:
— Они пасли меня от самого…
Скоров поморщился.
— Ну что за слова? — перебил он. — Что значит — пасли?
— Шли за мной…
— Откуда ты знаешь, что именно за тобой?
— Ну, я…
— Послушай сюда: рынок откроется через час. Походи по рядам, и поищи свою сумку. Я абсолютно уверен, что ты её там найдешь. А как найдешь, придешь сюда и скажешь дежурному. Договорились?
— Но я думал…
— Что мы сами её будем искать? И каким же образом? У тебя есть её фотография?
— Нет, но…
— Значит, никто, кроме тебя самого, этой сумки не узнает, верно?
Интеллигент замялся.
— Можешь идти, — милостиво разрешил ему майор.
— А как же глаз?
— А что с ним?
Интеллигент опустошенно снялся со стула и обреченно вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Майор выждал пять минут, потом подошел к двери и высунул голову в коридор.
— Проскурин!!! Ко мне, сию же минуту!!!
Ждать пришлось несколько минут. Младший лейтенант Проскурин не спешил.
Майор Скоров не стал садиться за стол, а подождал его, накапливая ярость ходьбой по кабинету.
Как только худой высокий лейтенант зашел в кабинет, низенький, коренастый Скоров сгреб его за рубашку и прижал к стене.
— Слушай сюда, мудак: ещё раз ты спихнешь своего «клиента» на кого-либо ещё, я тебя пинками отсюда вышибу!
Лейтенант попытался было снисходительно улыбнуться. Скоров терпеть не мог подобные ухмылки. В полиции все решали связи — родственные и иные. Это считалось нормой. Но иногда норма переходила все границы.
Он выпустил лейтенанта, и коротко ударил его по печени. Тот охнул, и упал, согнувшись пополам.
Отдуваясь, майор сел на корточки рядом.
— Ты думаешь, если с разбегу целуешь чью-то жопу наверху, то можно не работать, сучонок? Что можно людей мурыжить по нескольку часов в коридоре? Из-за таких, как ты, сука поганая, мы уже больше года возимся с этими убийствами в поездах. Короче, завтра утром я напишу на тебя рапорт. Тебя не уволят, конечно. И даже запись в личное дело не сделают. Но разбегаться и целовать жопу придется быстрее. Пшел вон отсюда, гондон!