Чосер

Репутация опытного и умелого дипломата не мешала Чосеру слыть мастеровитым придворным поэтом. По собственным его словам, он создал “множество песен и пикантных историй”. Надо думать, что ранние эти стихотворные опусы писались по-французски, поскольку именно французский был языком двора; мы так и видим молодого Чосера выступающим перед слушателями, как на рисунке к его “Троилу и Хризеиде”, где три дамы слушают декламацию “geste”, “песни о деяниях” или истории в стихах в зале, украшенном мозаикой. До нас дошел рукописный сборник французских стихов. Пятнадцать из включенных туда произведений помечены инициалом “Ч”. Стихи эти достаточно мелодичны и свидетельствуют об известном мастерстве сочинителя, который, если признать авторство Чосеpa, брал тогда за образец каноны модной французской поэзии.

Вообще при дворе Эдуарда III во многих сферах властвовала французская мода. Супруга короля Филиппа была родом из французской провинции Геннегау (Эно), его мать Изабелла являлась французской принцессой. Плененный король Франции жил в Англии вольным или невольным заложником и в плену продолжал покровительствовать французскому искусству. При дворе королевы звучали и распространялись стихи Машо и Фруассара, Дешана и Гронсона. С Фруассаром Чосер познакомился, когда тот стал придворным королевы Филиппы, и существует свидетельство взаимовлияния двух этих поэтов. Мы располагаем и другими доказательствами разнообразных связей, родства кланов и родственных переплетений, присущих поздне-редневековому обществу. Так, отец Филиппы Чосер, Пэон де Роэт, был рыцарем в Геннегау, а супруга короля, Филиппа, как мы уже знаем, происходила из той же провинции, откуда родом был и Фруассар. Иными словами, с Францией у Чосера существовала и тесная родственная связь.

Таким образом, в начале своей поэтической карьеры Чосер сочинял жалобы и “ронделе”, баллады и послания на темы любви и страсти. Это была литература сетований и воздыханий, ограниченная рамками придворного этикета и строгими законами fine amour[4]

, того, что в “Легенде о Добрых женах” Чосер назвал “искусством красивых чувствований”. Его современник Джон Гауэр свидетельствует, что уже “в расцвете юношеских лет” Чосер наводнил страну мелодиями и счастливыми созвучиями”, часть которых чудесным образом сохранилась в собраниях его сочинений. Многое из куртуазной поэзии Чосера было утрачено с естественным ходом времени и как результат небрежности, но такие его произведения, как “Моление о жалости” и “Моление к возлюбленной”, доказывают природную музыкальность чосеровского стиха и мастерство поэтического выражения. В раннем своем творчестве Чосер уже изобретает и экспериментирует. Он ввел в английскую поэзию так называемую “королевскую строфу”[5] и терцины, он первый прибег к форме французской баллады, изменив французский восьмисложник на прочно укоренившийся в английской поэзии и ставший для нее столь характерным десятисложный размер.

И свет зажегся в некогда слепыхОчах страдальца, что лишь муки знал…

Он стал создателем английской метрики. Но одно из достижений поэта по своему значению превосходит все прочие его технические усовершенствования. После первых штурмов французского куртуазного стиха для аудитории преимущественно придворной, он предпочел писать по-английски. Он обладал достаточной уверенностью в собственном мастерстве и достоинствах родного языка, чтобы взять в свой обиход англоговорящую музу. В этом смысле он стал провозвестником воскрешения английского языка в XIV веке. Время Чосера было периодом, когда статус родного языка повышался и английский распространялся все шире и увереннее. При жизни Чосера английский заменил собой французский в школах. Англофранцузская смесь, бытовавшая еще с периода нормандского завоевания, доминировала у знати в качестве языка общении, однако при Ричарде II двор, впервые со времен англосаксов, заговорил в основном по-английски. Вся совокупность обстоятельств способствовала тому, чтоб именно Чосер стал не только самым искусным, но и самым ярким представителем духа времени среди стихотворцев той поры.