Чрезвычайные происшествия на советском флоте

И вот что важно заметить: те всемогущие неизвестные силы, которые распорядились судьбой мужа, не стали ломать жизнь ни ей, ни его братьям, ни его сыну. Конечно же, у Николая и Бориса собрались над головами чёрные тучи, но гром не грянул, оба остались так или иначе на своих ответственных инженерных постах. Не помешали они, эти силы, и ей прописаться в Ленинграде, а Мише поступить в университет. Правда, парень хотел быть моряком, но дорога на флот ему была заказана, и он пошёл на биофак изучать древних ископаемых юрского периода. Благо уж в этой сфере никак не проявится его «генетическая предрасположенность» к «измене Родине». Однако на всякий случай от военной кафедры его отлучили.

Не потому ли — напрашивается мысль — эти всемогущие и всегда таинственные силы не стали загонять за Можай саблинских родственников, что не даёт им это сделать смутное чувство вины перед вдовой расстрелянного офицера, преступление которого они признали лишь казённым разумом, а не собственным сердцем? Я тешу себя этой надеждой.

Раковины и морские звёзды лежали на полках старенького серванта. Меж ними затерялась моделька корабля. Разостланный шлюпочный флаг. Книги с его пометками. Книги из серии «Пламенные революционеры», которую он собирал.

Тикает будильник — подарок на свадьбу. А этот кошелёчек — всё, что вернули из Лефортовской тюрьмы. Вот и весь домашний мемориал.

Я стоял в более чем скромной квартирке, куда меня поначалу и приглашать-то стеснялись, и жёг меня стыд за своё благоденствие и за посмертное прозябание его дома.

Мы служили с ним на разных морях, но на одном флоте и в одно время… Мы росли на берегах одной и той же реки. Мы ночевали в одних и тех же горных приютах и жили на одних и тех же улицах в заполярных городах. Бродили по одним и тем же ленинградским и московским вокзалам. Ходили в один и тот же океан. Мне кажется, я знаю его целую вечность. Мне кажется, что и я потерял очень родного мне человека…

У Нины Саблиной, хозяйки дома, милая и робкая улыбка. Она исчезает мгновенно, и лицо каменеет в печали. Это самое привычное выражение.

Ленинградка. Но корни уходят в земли брянские и псковские. Окончила ЛИСИ — инженерно-строительный, работает в стройуправлении. С Валерием познакомились на танцах в училище в 1958 году, когда тот учился на третьем курсе. Поженились через два года… Теперь вечера коротает с мамой — очень пожилой и болезненной. Сын недавно женился. Живёт в центре. Обещал сегодня прийти.

И он приходит. Сдержанный, немногословный, с глубоко затаённой печалью. Мать не верит, а он верит, что об отце во всеуслышание будут сказаны добрые слова. Порукой тому — портрет лейтенанта Шмидта, оставленный отцом в наследство.

Что стало с кораблём? Экипаж расформировали, а «Сторожевой» перегнали с Балтики на Тихий океан, чтоб не мозолил глаза и не вызывал ни у кого никаких ассоциаций. Он долго нёс свою ратную службу, и нёс её на «отлично», из года в год ходил в лидерах. И хотя экипажи менялись, моряки знали, на каком корабле они служили. И держали марку.

Дело Саблина, поступок Саблина, преступление Саблина, подвиг Саблина…

Та, теперь уже такая далёкая драма, разыгравшаяся на морском параде в Риге, с непреуменьшившейся остротой продолжает волновать умы моряков и юристов, политиков и журналистов, всех нас, граждан своего Отечества, и зарубежных интересантов, которые знают о Саблине понаслышке — со страниц авантюрного романа «Охота за „Красным Октябрём“» американского страхового агента Тома Кленси, принёсшего его автору мировую известность.

Так кто он такой, капитан 3-го ранга Валерий Саблин? Разочаровавшийся в жизни авантюрист-одиночка? Ультралевый коммунист, который хотел быть святее генсека, или доморощенный бонапартик, метивший в военные диктаторы? Тщеславный безумец, задумавший повторить судьбу лейтенанта Шмидта? Изменник Родины, прельстившийся шведскими хлебами?