– Видимо, мы с тобой в разных домах утро встречали, – хмыкнула Петровна. – Я на ногах, между прочим, с четырёх утра! И могу с полной уверенностью заявить, что никаких звуков с улицы не доносилось!
– Да? – я наморщила лоб. – Значит, мне кошмарный сон приснился. Оттого и проснулась ни свет ни заря. Вы же знаете моё отношение к этим гадким созданиям, Агафья Петровна!
– Знаю… – она сузила глаза. – Видимо, твоя ненависть к ним достигла такого апогея, что ты решила и от кошачьей еды магазины избавить? Чтоб, значит, не доставалось никому?
– В смысле?
Я проследила за её взглядом и чертыхнулась про себя. Из прозрачного пакета, который я держала в руке, прорисовывалась упаковка из-под сухого кошачьего корма. Вот это облом!
– У тебя есть две секунды на раздумье, – усмехнулась Петровна. – Считай, что я тебе фору дала, при твоём-то умении складно врать…
– А почему я вообще должна перед вами в чём-то отчитываться? – вознегодовала я вдруг, вскинув руку с пакетом. – Вы мне кто, мать, свекровь? Даже не мачеха, хотя и усиленно старались до этого статуса добраться! Мой бедный папа…
– Твой бедный папа вырастил чудовище, а не дочь! – загрохотала вредная тётка на весь подъезд. – Паразитку, которая ни дня нигде не работала, просидев всю жизнь на родительской шее! Врунья, хамка и бездельница – вот твои настоящие имена!
– Я бездельница? – взбеленилась я. – Да я за один только вчерашний день заработала больше, чем вы за десять лет сидения в этой каморке!
– Так это к тебе Пирамидов заявлялся, что ль? – ахнула Петровна. – Боже правый! Какое счастье, что Эдик до этого момента не дожил! Его единственная дочь по рукам пошла! А я знала, что когда-нибудь этим закончится, знала!
– Вы что, спятили? По каким рукам?! – я изо всех сил долбанула пакетом по огромной кадке с пальмой, стоявшей у лифта.
– Что ты делаешь, бестолочь!
Педантичная душа консьержки взвыла от негодования – всё, что накопилось в моей квартире за несколько дней, оказалось выпотрошенным на чистый, только что протёртый пол. Я зло пнула ногой по баночке из-под крема.
– Ничего, вонью вонь не испортишь! Да как у вас только язык повернулся такое про меня ляпнуть!
– Нечего из себя невинную корчить! – Петровна ещё пуще взъярилась. – А то я не слыхала про твои делишки! Всё знаю, обо всём Эдик покойный докладывал! А я ведь не раз его предупреждала, чем твои гулянки могут кончиться! Вот, глядите, люди добрые, дождались!
Она уже не только ко мне обращалась. Любопытное Раискино личико, которая минуту назад появилась в подъезде, даже покраснело от удовольствия. Ещё бы, такой скандал!
– Что встала, топай давай! – прикрикнула я на любопытную соседку.
– Нет, пусть слушает! – свирепствовала Петровна. – Пусть все узнают, кого я на собственной груди пригрела!
– Все и так знают! – хихикнула Райка. – Танька ж с детства на голову больная! Видели бы вы, Агафья Петровна, что она с пацанами во дворе вытворяла! У неё и подруга такая же, чувырла чокнутая!
Повезло Райке, что между нами Петровна оказалась. Иначе точно шейку-то её цыплячью я вывернула бы! Но консьержка стояла, как стена. А с карате в своё время у меня так и не сложилось.
– А ещё бабка у них – ведьма! – уже сверху, свесившись через перила, выкрикнула Райка и смачно сплюнула вниз.
Петровна с тоской проследила за движением плевка и посмотрела на меня.
– Ну, что встала, как истукан? – устало выдохнула она. – Собирай своё барахло и дуй отсюда, чтобы я больше тебя не видела! Драишь тут, драишь, никакой благодарности…
– Я сейчас протру, Агафья Петровна! – я почувствовала раскаяние.
– Марш отсюда, говорю!
Спустя полчаса, когда мусор был собран и выброшен в контейнер, а линолеум тщательно вымыт, мы сидели с Петровной в её тесной каморке, я – лицом к окну, а широкая спина консьержки полностью загораживала происходящее внутри, и раскладывали карты. Точнее, я раскладывала, а Агафья внимательно следила за движениями моих рук. Её лицо выражало явное недоверие.
– Что было, что будет, – бормотала я, чувствуя внутри себя поднимающееся вдохновение, – чем сердце успокоится… Трое сбоку – ваших нет… Вот это да! Агафья Петровна, а вы, оказывается, княжеского рода?!
Видел бы кто-нибудь сейчас её лицо! Да я бы и сама не поверила, что оно способно к таким метаморфозам. Нижняя челюсть встретилась с ключицами, глаза превратились в два огромных блюда, наполненных коктейлем с абсентом, а розовые прежде щёки потеряли цвет, как дешёвая блузка после стирки. Об умении разговаривать консьержка позабыла напрочь, из посиневших её губ вырывался лишь какой-то птичий клёкот. Я даже испугалась малость.
– Какты… какты…
– Попейте водички, Агафья Петровна! – я потянулась за бутылкой, стоящей на полу.
– Как ты узнала?! – оттолкнув мою руку, она с ужасом уставилась на меня. – Откуда?
– Карты рассказали! – с достоинством сказала я и приосанилась. – Я только не понимаю, что тут такого ужасного? Да если бы я имела такие корни… Ух, что бы я сделала!