Что, если? (СИ)

– А ты знаешь, что я с его невестой в одном классе училась? Ага, сама обалдела, когда увидела эту парочку в новостях. Не завидую я твоему шефу. На Ленке клейма негде ставить. Она с малых лет по рукам пошла. Классуха наша была свято уверена, что ничего толкового из нее не выйдет. А Ленка вон как поднялась – от любовницы старого губера до невесты нового! Бывает же такое? Ну, вот что – он себе бабу не мог получше найти?

Айна продолжает щебетать, но Имана ее обрывает:

– Постой! Подожди, – шепчет она, прижав пальцы к вискам. – Повтори, пожалуйста… Что ты сказала? У Елены была связь с Бутовым?

Глава 20

А в столице весна… Пьяная. Пенная. Черемуховая. И под подошвами голый асфальт, а не чавкающая снежная каша. Если передвигаться от офиса к машине, а от машины – к входу в ресторан, можно вполне обойтись без куртки.

– И все-таки я не пойму, зачем тебе это, – в который раз повторяет Михалыч. Глухов на него даже не смотрит. Закрывает за собой дверь, поправляет манжеты. В последнее время он отдает предпочтение белым рубашкам. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что таким образом Герман пытается отстраниться от грязи, в которую ему пришлось окунуться по самую маковку. И что его чистая рубашка – глупый самообман.

– Тебе и не надо понимать.

Михалыч обижается. Глухову, если честно, плевать. Он решил, что сменит охрану полностью сразу же после выборов. Слишком много чего всплыло в последнее время. Вроде по мелочи, да. Вроде глобально и не придраться, но и хорошей работой это тоже вряд ли можно назвать.

– Понял, Герман Анастасыч. Извините, – отворачивается начбез. И предусмотрительно приоткрывает для Глухова ведущую в фойе дверь. Спектакль давно начался. В разгаре второй акт. Глухов с двумя охранниками проходит на единственные пустующие места в первом ряду. Пожилая женщина сбоку недовольно фыркает. Герман выдает дежурные извинения и, откинувшись в кресле, прикрывает глаза.

Поет Елена в самом деле неплохо. Он позволяет звуку ее голоса проникнуть внутрь и разлиться по венам. Интересно, что она запоет потом? Сколько тут осталось до ее сольной партии? Минут двадцать? Нет? Полчаса? Отбросив посторонние мысли, Герман смиренно подчиняется естественному ходу времени. Подгонять его глупо. Да и бессмысленно. Он просто ждет, чтобы все по местам расставить.

Наконец, спектакль заканчивается. Занавес опускается. До конца досидело не так много народа, и аплодисменты выходят откровенно жиденькими. Герман достает телефон, чтобы включить звук, в тот момент, когда на экране вспыхивает незнакомый номер. И ведь обычно он такие вызовы игнорирует, а тут будто черт дергает.

– Да…

– Герман Анастасыч?

– Имана!

И все. В один момент. Зал пустеет. Пустеет мир. Будто и его за занавесом спрятали. Остается только он. И она.

– Да, это я. Звоню предупредить. Пожалуйста, поверьте мне. Это важно.

– Я верю, – жмурится Глухов.

– Бутов действует через вашу невесту. Когда-то давно они были вместе. У меня нет доказательств, я только сейчас это выяснила и еще не успела их собрать воедино, но…

– Тщ-щ-щ. Это неважно. Ты сама-то как? – почему-то шепчет Герман, продвигаясь вперед по проходу.

– Я? – как будто бы удивляется. – Нормально. Просто хотела предупредить. Прощайте…

– Имана! Нет… Послушай, давай поговорим.

Она что-то отвечает. Но у Глухова в ушах до того шумит кровь, что он сквозь этот шум никак не может уловить смысл сказанного. Кажется, Имана просит не беспокоить девушку, которой принадлежит этот номер. Значит, ее звонок спонтанный. Иначе бы она подготовилась так, что никого бы защищать не пришлось. Что же с тобой случилось, девочка? Как ты в одиночку выяснила то, на что у его лучших сыщиков ушел не один день?

– Где ты? Ты в порядке? Имана, девочка моя, я идиот…

Телом Германа прокатываются волны мерзкой дрожи. На висках выступает пот. Слышать ее и сладко, и одновременно с тем мучительно больно. Он чего уже только не надумал за это время. Он какие только силы ни задействовал, чтобы ее найти. Он провел столько бессонных ночей, ругая себя. Ругая ее… Допрашивая собственных же людей, на растерзание которым сам же ее и отдал. Ни единой зацепочки не нашел. И тут она сама. Сама ему звонит. А ведь могла бы, вполне могла не звонить. Даже если бы узнала, кто ему угрожает на самом деле. Потому что он, мудак, этого не заслуживает. Но позвонила, да. А значит, ей не все равно, значит, может быть, у него еще есть шанс.

Или нет. Ведь ответом ему гудки…

Глухов отводит телефон от уха, растерянно глядя на экран. Спешащие к гардеробу люди недовольно обходят его, застывшего посреди коридора.

– Все нормально? – хмурится Михалыч, поглядывая на телефон шефа так, будто это, по меньшей мере, бомба с часовым механизмом.

– Да. Наверное, да… Господи, она жива, Коля… Она жива.

Говорит, а у самого внутри цветы распускаются. И вообще ничего больше неважно. Вообще. Ничего. Ни выборы эти дурацкие. Ни судьба целого региона. Ни уж тем более разборки с Еленой. На кой черт он вообще сюда приперся? Если Имана там. Точно там. Глухов это чувствует.