Что, если? (СИ)

Прикрыв глаза, погружается глубоко в себя. Лучше бы, конечно, ему в другом месте это сделать, но он не может ждать. Давай же, пожалуйста! Ну давай… – подгоняет в горячке. И, наконец, с облегчением нащупывает их – тоненькие золотистые ниточки, тянущиеся от сердца…

– Герман! Ты чего не заходишь?! Поверить не могу, что ты здесь! Вот так сюрприз! Я своим глазам не сразу поверила, когда тебя увидела, представляешь? Пойдем скорей в гримерку, пока фанаты не набежали… Позавчера целый час раздавала автографы. А на улице, между прочим, была страшная холодрыга… Нет, ну как же тебе удалось вырваться?

Елена тащит его за руку в сторону гримерки, безостановочно треща. За ними след в след идет охрана Германа и еще несколько человек в штатском.

Глухов прикрывает за собой дверь в тесную комнатушку. Елена, закусив губу, заводит руку ему за спину и проворачивает замок. Костюм она уже успела снять. А вот парик – нет. И оттого ее ужимки смотрятся особенно вульгарно. Герман даже не пытается скрыть написанной на его лице брезгливости.

– Что-то не так? – тушуется Елена.

– Да нет. Все нормально.

– Тогда… – томно вздыхает, ведет пальчиками в разрез на груди, – может быть…

– А ты хочешь?

Он, конечно, представлял, как это для нее было… Их секс, и все такое. Неужели каждый раз через силу? Нет, Глухов, конечно, в курсе, что те же спецслужбы используют женщин вот так, но там барышни в основном идейные и проработанные, а эта? Что ее держит у Бутова на поводке? Любовь? В это ему ну никак не верится.

– Конечно. Я очень соскучилась.

– М-м-м… И насколько сильно?

– Показать? – проказливо улыбается Елена.

Глухов может продолжать этот спектакль и дальше. Но он не хочет. Потому что глядя на Елену, он видит перед собой не взрослую женщину, а только-только вошедшую в пубертат девчонку, которая зачем-то спуталась с мужиком втрое старше и тем самым себя погубила. Свидетели, которых они нашли, говорят, что шлюшку Ленку даже ни к чему принуждать не пришлось. Что за деньги она была согласна на все, и потому так быстро Бутову надоела. И никому ведь в голову не приходит, что в этой ситуации вина целиком и полностью лежит на взрослых! Но никак не на ней… И потому, да, он ее жалеет. Пусть прошлое совершенно не оправдывает того, что она делает сейчас.

– Нет, Лен. Прекрати. И давай уж, умойся.

– Боишься, что я испачкаю твой красивый костюм гримом?

– Дело не в этом.

– А в чем?

– В том, что там, куда тебя заберут, возможность снять макияж у тебя появится нескоро.

Руки Елены застывают над головой. Шпилька выпадает из пальцев. Она, конечно, берет себя в руки. Храбрится, но для Германа очевидно, что все она поняла.

– И куда же меня заберут? – спрашивает с искусственной улыбкой.

– До выборов – в специальный СИЗО. А там все от тебя будет зависеть.

– Ты с ума сошел?

– Определенно. Как-то же я в тебя вляпался.

– Гер… Да ты что? Что ты такое говоришь?

Глухов оглядывается. Замечает на тумбочке початую бутылку коньяка. Интересно, кто тут выпивает. Плеснув себе в стакан, делает глоток. Оборачивается к ней, пялящейся на него с ужасом. Пытается вспомнить, зачем это все затеял. Кажется, хотел заглянуть ей в глаза? Ну вот. Заглянул. В них животный ужас плещется. Доволен? Нет. Идиотская ситуация, в которую он сам себя и загнал.

– Прекрати ломать комедию. Я все знаю.

– Что знаешь?

– Про тебя и Бутова. Про твое участие в покушении, про…

– В каком покушении?! Я ничего не делала!

Глухов ловит взгляд Елены и предупреждающе ведет бровью. Оборвав себя на полуслове, та громко всхлипывает.

– Попробуй еще раз, – подсказывает Глухов, которому это все порядком надоело.

– Он заставил меня. Заставил. Понял?! Говорю же, я ничего такого не делала! Просто…

– Что? Просто докладывала о моих передвижениях и расстановке охраны в доме?

– Как будто я что-то в этом понимала!

– Понимала, Лен, – вздыхает Глухов. – И то, что пока я с тобой ношусь, люди Бутова выводят из строя мой вертолет…

– Нет!

– Да, Лена. Да. Ты понимала тоже, – устав от этой сцены, Герман подходит к двери: – Заберите ее…

– Нет! Стой… Подожди. Не делай со мной этого. Он меня шантажировал! Пойми, у меня просто не было иного выхода. – Елена обхватывает Глухова со спины. Принимается что-то сбивчиво объяснять. И целует его – в шею, в плечи, куда придется. Герман дергается, чтобы это все прекратить, едва скрывая чувство гадливости.

– Ты могла рассказать обо всем мне.

– Что рассказать?! Как он меня… собакам… отдал?

Глухов смотрит в безумные совершенно глаза. Секунду… Другую. Сопоставляет. Его ведь еще тогда смутила ее странная реакция на щенят. А теперь она вообще в истерике на полу корчится. Куда только делась красивая, знающая себе цену женщина? Кто это существо, цепляющееся за его штанины?

– К-кому о таком расскажешь?! К-кому?!

– Ты поставила свою репутацию выше жизни нескольких человек.

– Но ведь ничего не случилось! Все живы, так? Даже пилот! Хочешь, я ему заплачу? Покрою, так сказать, моральные издержки…

– В живых мы остались чудом. Заберите ее! – повышает голос.