После смерти родителей – отца в 1705 и матери в 1722 году, – София стала богатой женщиной. На смертном одре герцог Цельский пожелал в последний раз увидеть родную дочь, но первый министр, граф Берншторф, заявил, что эта встреча приведет к дипломатическим осложнениям с Ганновером, и, по-видимому, у старика уже не было сил настоять на своем. Кстати, после его смерти ганноверская родня немедленно приказала вдове герцога Элеоноре покинуть дворец в Целле, что та и сделала, без малейших протестов и с большим достоинством удалившись в свое поместье Винхойзер. Мать Софии-Доротеи до последнего вздоха пыталась облегчить участь дочери, даже обращалась к французскому королю Людовику ХIV, который проявил склонность помочь, но поставил условием переход обеих женщин в католическую веру. Элеонора отказалась.
Согласно совместному завещанию родителей, София-Доротея получила большое наследство, поместья Альден, Ретем и Вальсроде, обширные владения во Франции и Целле, большое состояние отца и легендарное собрание драгоценностей матери. Она стала еще больше тратить на благотворительность, чрезвычайно разумно помогая бедным, учредив пенсии челяди родителей, помогая гугенотам, бежавшим из Франции в Нидерланды. Она заново отстроила Альден после пожара, опустошившего деревню.
Дочери Софии-Доротеи, королеве Пруссии, в последние годы все-таки удалось наладить тайную переписку с ней. В 1725 году она приехала в Ганновер повидаться с отцом, уже королем Англии. Мать известили об ее прибытии, и бедная затворница, нарядившаяся еще тщательнее, нежели всегда, тщетно прождала дочь у окна.
После смерти матери она осталась окруженной сплошными врагами. Говорили, что София-Доротея пишет мемуары, однако после ее смерти ничего не было обнаружено. Она теперь находила утешение только в еде и от недостатка движения сильно располнела. В начале 1726 года узница замка Альден перенесла апоплексический удар, в августе того же года слегла с сильными коликами и больше уже не встала с постели. Она отказалась от лечения и приема пищи, отчего сильно исхудала, и скончалась 13 ноября. Вскрытие обнаружило больную печень и в желчном пузыре наличие 60 камней, некоторые из которых перекрыли желчные протоки.
Из Лондона поступил приказ полностью игнорировать смерть Софии-Доротеи, но никаких инструкций по поводу ее похорон дано не было, так что свинцовый гроб поставили в подвал. Дочь усопшей объявила траур при прусском дворе, чем вызвала гнев своего венценосного родителя. Разумеется, при лондонском дворе официально никто и не пикнул про усопшую супругу монарха. Только в «Лондон Газетт» появилось короткое сообщение о смерти «принцессы Альденской». Лишь в январе Георг I повелел похоронить свою бывшую супругу без каких бы то ни было церемоний на деревенском кладбище. Однако Альден заливали проливные дожди, и гроб до мая так и простоял в подвале, присыпанный песком. Лишь в мае его тайно установили ночью рядом с гробами родителей принцессы в склепе городской Мариенкирхе в Целле. Так тихо закончила свою жизнь буквальным образом похороненная заживо королева Великобритании, которую историки называли «бабушкой Европы», ибо она являла собой родоначальницу двух самых крупных королевских домов этого континента, английского и немецкого.
Все свое имущество София-Доротея отказала детям, но Георг I приказал уничтожить завещание и прикарманил наследство сам. Тотчас же после кончины принцессы поползли слухи, что королю не суждено намного пережить свою супругу. Говорили, что перед смертью она написала ему письмо, в котором проклинала Георга-Людвига. Это письмо якобы было подброшено ему в карету, когда король приехал с визитом в Ганновер. В нем София-Доротея будто бы утверждала свою невиновность, обвиняла бывшего мужа в жестокости и грозила судом Божьим. Послание произвело такое сокрушительное впечатление на Георга-Людвига, что 22 июня 1727 года он скончался от удара в Оснабрюке, и поэтому стал единственным королем Великобритании, похороненным не в Англии, а в земле предков. На престол под именем Георга II вступил его сын Георг-Август.
Политик Хорэс Уолпол так писал в своих мемуарах о Георге II: «Георг Второй настолько любил свою мать, насколько ненавидел отца; если бы она пережила своего мужа, он непременно привез бы ее в Англию и объявил королевой-матерью». В его гардеробной комнате будто бы висели два прижизненных портрета Софии-Доротеи.
Мелюзина фон Шуленбург осталась жить в Англии и обзавелась ручным вороном, которого постоянно держала при себе. Говорят, она верила, что в него переселилась душа усопшего короля.