Что я сделала ради любви

– По-моему, это ты спустил свою карьеру в унитаз. Не я. – Формально это именно так, поскольку «Пара пустяков» выйдет не раньше будущей зимы. – И тебе не удастся потащить меня за собой.

Раздался телефонный звонок. Прежде чем ответить, Брэм глянул на определитель номера.

– Да? Ладно, – бросил он звонившему и положил трубку. Поднявшись из-за стола, он взял стакан с выпивкой.

– Это Чаз. Поправь макияж. Пора покрасоваться перед прессой.

– С каких это пор ты заботишься о мнении окружающих? Насколько я помню, раньше ты красовался исключительно перед дешевыми шлюхами!

– С тех пор как стал респектабельным женатым мужчиной. Через пятнадцать минут встречаемся у входной двери. Не забудь накраситься той помадой, которая не мажется.

– Не забуду, – бросила Джорджи и, поднявшись с дивана, пошла к двери. – Господи, все эти разговоры насчет козырей… какой забавный пример самообмана… – Весело помахав ему, она направилась к дому.

Джорджи обновила макияж, наскоро расчесала прямые волосы и переоделась в мятно-зеленое платье из хлопкового шитья от Марка Джейкобса. Спустившись вниз, она уловила манящий запах свежей выпечки. В животе ее заурчало. Джорджи не помнила, когда в последнее время была так голодна.

Брэм ожидал ее в холле. Тут же крутилась Чаз, взиравшая на него так, словно это по его велению на небо выходили луна и звёзды.

Едва Джорджи подошла поближе, Брэм обнял ее за плечи.

– Чаз, позаботься, чтобы у Джорджи было все, что она захочет.

– Все, что угодно, Джорджи. Только дайте мне знать, – ответила Чаз с приторным дружелюбием, которому Джорджи ни на секунду не поверила. В отличие от Брэма.

– Спасибо. Собственно говоря, я почти ничего не ела весь день и не возражала бы…

– Позже, милая. У нас дела. – Брэм поцеловал ее в лоб и подхватил один из подносов, нагруженный сахарным печеньем. – Чаз испекла это для наших друзей-репортеров.

Он вручил поднос Джорджи, а сам взял другой.

– Раздадим все это, а заодно позволим им сделать снимки. Представители прессы обожали халявную жратву.

Идея была гениальной; жаль, что сама Джорджи до этого не додумалась. Брэм открыл ей дверь.

– Я нанял охранников, до той минуты пока не откроются ворота. Уверен, что ты оплатишь свою часть их гонорара.

– И какова моя часть?

– Весь счет. Не согласна? Но ведь это справедливо, поскольку я предоставил тебе крышу над головой.

– Если бы к этой крыше прилагалась еда…

– Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме еды?

– В данный момент не могу.

Она схватила печенье и откусила половину. Еще теплое… и восхитительное.

– У нас нет времени. – Брэм отнял у нее остаток и сунул в рот. – Черт, до чего же вкусно! Чаз определенно совершенствуется!

Джорджи наблюдала, как исчезает последний кусочек печенья. Целый год окружающие уговаривали ее поесть, и теперь, когда аппетит наконец появился, у нее буквально вырывают кусок из глотки!

Есть захотелось еще сильнее.

– Откуда мне знать, так ли это, – буркнула она.

Впереди уже виднелись ворота и стоявшие перед ними здоровенные охранники. Несколько десятков папарацци и фотографы столпились на улице, шумно обсуждая предстоящее событие. Джорджи ослепительно улыбнулась. Брэм взял ее за руку, и они вместе понесли подносы к воротам. Папарацци немедленно принялись их «расстреливать» – совершенно гнусный термин, но очень точно определяющий агрессивную манеру репортеров, снимающих знаменитостей.

– Если, парни, будете хорошо себя вести, мы согласимся позировать для съемки, – объявил Брэм. – Но если кто-то слишком близко подойдет к Джорджи, мы уходим. Я не шучу. Никто не смеет приблизиться к Джорджи.

Она была тронута столь неожиданным вниманием, однако слишком быстро возвратилась в Страну Здравого Рассудка, вспомнив, что Брэм всего лишь играет роль заботливого мужа.

– Мы будем паиньками, Брэм, – крикнула одна женщина-репортер, перекрывая гомон.

Едва Брэм передал подносы охранникам и попросил раздать печенье, новобрачных стали обстреливать вопросами. Когда они стали встречаться? Где? И почему после стольких лет в них внезапно вспыхнули чувства? Но ведь раньше они ненавидели друг друга?

Вопросы сыпались как из дырявого ведра.

– Джорджи, это вы в пику Лансу?

– Все говорят, что у вас анорексия. Это правда?

Но и Джорджи, и Брэм были настоящими профессионалами во всем, особенно когда дело доходило до общения с прессой. Поэтому они отвечали весьма выборочно и только на те вопросы, которые требовали простых и довольно искренних ответов.

– Люди считают, что все это – очередной рекламный трюк! – прокричал Мел Даффи.

– Ради рекламы можно ходить на свидания, – парировал Брэм, – но не жениться. Впрочем, пусть думают все, что угодно.

– Джорджи, ходят слухи, что вы беременны.

– В самом деле?

Рана заныла с новой силой, однако Джорджи шутовски улыбнулась и похлопала себя по животу:

– Привет! Там кто-то сидит?

– Джорджи не беременна, – отрезал Брэм. – Когда это случится, непременно дадим вам знать.

– Вы поедете в свадебное путешествие?

У репортера был британский акцент. Брэм потер спину Джорджи.

– Всему свое время.

– И куда вы поедете? На Мауи?

– На Гаити, – в один голос сказали Джорджи и Брэм. И переглянулись.