Что я сделала ради любви

Ей очень не нравился очевидный ответ на этот вопрос. Шантаж. Брэм может пригрозить ей разводом, если она не станет участвовать в проекте. Но в этом случае ему не видать ее денег, да и в глазах окружающих он будет выглядеть полным идиотом, хотя на это ему наплевать. И все же…

Она вспомнила, как он вел себя с Рори Кин. Может, имидж далеко не так безразличен Брэму, как он хочет показать?

– Что вы здесь делаете?

Джорджи испуганно вскинула голову и увидела стоявшую в дверях Чаз. Вид у нее, как обычно, был неописуемым: растрепанные волосы, дырявые джинсы, оливковый топ и черные сланцы.

Джорджи ногой закрыла ящик и, поскольку не смогла найти разумного объяснения, решила бить противника его же оружием:

– У меня вопрос получше: что здесь делаешь ты?!

Чаз злобно сощурила обведенные черной тушью глаза:

– Брэм не любит чужих в своем офисе. Вам тут нельзя находиться.

– Я не чужая. Я его жена, – отрезала Джорджи, втайне поражаясь собственным словам.

– Он сюда даже уборщицу не пускает, – прошипела Чаз, вскинув подбородок. – Никого, кроме меня.

– Ты очень ему предана. Интересно почему?

Чаз вытащила из чуланчика ведро и веник.

– Это моя работа.

Теперь Джорджи не могла покопаться в его компьютерных файлах и уже собралась уходить, как заметила видеокамеру, стоявшую на углу столешницы. Чаз принялась подметать. Джорджи долго изучала камеру и наконец обнаружила, что в ней нет ни единой записи. Если Брэм и снимал какие-то сексуальные игры, то уже успел все стереть.

Чаз бросила подметать и выпрямилась:

– Не трогайте это!

Джорджи быстро направила камеру на Чаз и нажала кнопку «Запись».

– Почему ты так хлопочешь о Брэме?

Чаз прижала веник к груди.

– Что вы делаете?

– Мне интересна причина такой преданности.

– Выключите это!

Джорджи отрегулировала фокус. Под пирсингом и свирепой гримасой обнаружились тонкие, почти изящные черты. Чаз прихватила волосы сбоку маленькой серебряной заколкой. Другая сторона топорщилась над ухом острыми прядями, как ирокез. Яростная независимость Чаз поражала Джорджи. Она и представить не могла, что существуют люди, которым совершенно нет дела до мнения окружающих.

– Полагаю, ты единственная в Лос-Анджелесе, кто терпеть не может камеру. Никогда не мечтала быть актрисой? – спросила она. – Именно для этого сюда приезжают девушки со всех концов Америки.

– Я? Нет. А откуда вам известно, что я не родилась здесь?

– Интуиция.

Продолжая смотреть в объектив, Джорджи видела, как напряжены уголки маленького рта Чаз.

– Большинство двадцатилетних девушек терпеть не могут такую работу, как твоя.

Чаз крепче сжала веник, словно готовилась идти в бой.

– А мне моя работа нравится. Вы, возможно, считаете, что она не важна?

– Думаю, любая работа зависит от того, как человек к ней относится, – процитировала Джорджи отца.

Камера незаметно изменила сущность отношений между ними. Впервые с той минуты, как они встретились, Чаз выглядела неуверенной.

– Люди должны заниматься тем, к чему у них талант, – выговорила она наконец. – Я ничего другого не умею. – Она попыталась вернуться к работе, однако камера явно ее беспокоила – Выключите эту штуку.

– Как это случилось? – Джорджи обошла вокруг стола и снова взяла ее в фокус. – Как ты выучилась вести дом в таком молодом возрасте?

Чаз вымела мусор из угла.

– Занималась этим с детства.

Джорджи молчала. И, к ее удивлению, Чаз продолжила:

– Мачеха работала в мотеле, недалеко от Барстоу. Двенадцать комнат и закусочная. Вы выключите это или нет?

– Через минуту.

При виде камеры многие люди замыкались. Другие были готовы говорить. Очевидно, Чаз принадлежала к последним. Джорджи снова отошла в сторону.

– Ты там работала?

– Иногда. Мачеха любила повеселиться и не всегда приходила домой вовремя, чтобы успеть на работу на следующий день. Когда так бывало, я пропускала школу и шла убирать мотель.

Джорджи взяла крупным планом лицо девушки, наслаждаясь обретенной свободой.

– Сколько лет тебе было?

– Не знаю. Одиннадцать или около того.

Она принялась орудовать веником на том месте, которое уже успела подмести несколько минут назад.

– Тому типу, что владел мотелем, было наплевать, сколько мне лет; главное – чтобы работа была сделана. А я работала намного лучше ее.

Камера отражала факты. И не высказывала мнения о тяжком труде одиннадцатилетней девочки.

– А как ты относилась к тому, что пропускала школу?

Похоже, батарея вот-вот разрядится.

Чаз пожала плечами:

– Нам нужны были деньги.

– Но работа, наверное, была тебе не по силам.

– Были и хорошие моменты.

– Какие именно?

Чаз продолжала тыкать веником в то же злополучное место на полу.

– Не помню, – выдавила она и, прислонив веник к стенке, взялась за тряпку для пыли.

– Сомневаюсь, что было много хороших моментов, – осторожно заметила Джорджи.

Чаз протерла книжную полку.