Где они теперь?
Рикки Малкольм, муж трагически погибшей звезды Фелины, не появлялся на публике со времён расследования её смерти пять лет назад.
Признанный судом не имеющим никакого отношения к смерти Фелины, Малкольм, уроженец Новой Зеландии, по слухам, вернулся на родину, где, как сообщают источники, начал жизнь с чистого листа и живёт затворником в отдалённом городке Вайпапа на малозаселённом Южном острове.
Я торопливо перебираю остальные вырезки в коробке, ища ещё статьи.
Но больше ничего нет – эта самая последняя.
Однако на дне обнаруживается поздравительная открытка. Одна из таких открыток, на которых люди пишут письма с благодарностями – но не ба, конечно, у неё-то есть специальная коробка с дорогой бумагой и конвертами под стать.
На открытке изображено бушующее серое море, а прямо посреди него стоит крошечный маяк, о который разбиваются волны. Надпись на передней части гласит: «Ты моя тихая гавань». Внутри крупным почерком с петельками нацарапано:
Я осторожно возвращаю все вырезки в металлическую коробку, закрываю её на кодовый замок и кладу на то самое место, где нашла.
Я уже в своей комнате, когда слышу, как открывается входная дверь, и ба входит в дом вместе с Леди.
И теперь я должна решить, что мне делать с этой информацией.
Не знаю, какой из открывшихся фактов поразил меня сильнее.
Что моя мать – известная певица, погибшая при трагических обстоятельствах?
Или что мой отец – бас-гитарист, который сейчас, вероятно, живёт в Новой Зеландии?
Или вот ещё: то, что моя бабушка лгала мне всю мою жизнь? И, возможно, прабабушка тоже, раз уж на то пошло?
Что бы сделали вы?
Что бы вы ни ответили, поступать, как я, вам не стоит. Серьёзно.
Глава 57
Я лежу на кровати. Ба возится внизу. Я слышу звяканье чайных чашек и вспоминаю, что сегодня моя очередь готовить ужин.
Стоит ли рассказывать ба, что я узнала?
Тогда придётся признаться, что я совала нос в её комнату, но в списке «преступлений, сопряжённых с обманом, под крышей моего дома» «сование носа в спальню» находится гораздо ниже, чем «ложь моей внучке на протяжении ВСЕЙ ЕЁ ЖИЗНИ».
Что изменится?
Почему она врёт?
Могу ли я вообще ей доверять?
Разозлится ли она? Огорчится? Обидится? Будет сожалеть? Станет всё отрицать?
А я?
Поменяется ли что-то?
А прабабуля?
Всё это вертится у меня в голове. Макаронная запеканка с тунцом, которая должна была быть на ужин, кажется совершенно неважной. Неудивительно, что я о ней забыла. Может, я просто смогу проторчать весь вечер у себя в комнате?
– Этель! – раздаётся снизу. – Не спустишься ли, пожалуйста?
Я решаю отложить грандиозную конфронтацию – мне надо ещё немного обдумать, что тут к чему. До тех пор мы с ба будем жить в абсолютной лжи.
Она лжёт мне о том, что знает
Я не должна знать о моей маме. И о папе. И о сегодняшнем молодом бойфренде ба.
Ба не должна знать – пока что – ни о том, что я совалась в её комнату, ни о невидимости.
Поэтому вечер за кухонным столом выходит напряжённым.
– Прости, ба. Я задремала.
Кажется, она совершенно не возражает. Настроение у неё приподнятое, даже – не побоюсь этого слова – шаловливое.
– Ничего страшного, дорогая. Просто перекусим сэндвичами. Как тебе такое?
Я занимаю руки приготовлением сэндвичей с тунцом, параллельно максимально правдоподобно отвечая на вопросы ба о сегодняшнем школьном дне.
– Ты сегодня поздно, – говорю я, надеясь, что её ответ прольёт свет на мужчину, с которым она встречалась.
Ба беззаботно отвечает, не глядя на меня:
– Ох, да знаешь – эти встречи целую вечность длиться могут! Честное слово! Ц-ц-ц!
Она и впрямь это делает – говорит «ц-ц-ц». Раньше я, может, и не заметила бы, но теперь? Я ищу малейших доказательств того, что моя ба – отпетая лгунья.
Когда мы закачиваем ужин, она встаёт из-за стола и принимается собирать тарелки.
– Теперь приберём тут всё немного, хорошо? Спасибо, что приготовила сэндвичи. Батюшки, только погляди на время: «Прогулки по стране с Робсоном Грином» скоро начнутся, а? Сейчас я просто суну это в холодильник…
Она комментирует всё, что делает, чтобы избежать новых вопросов.
Теперь я понимаю. Она нервничает. Она напускает на себя такой беззаботный вид, потому что что-то скрывает. Тогда мне становится ясно, что я не смогу заговорить с ба о своих родителях. Прямо сейчас, по крайней мере.