Что посеешь...

— А, трудности-то? — спохватился дед. — Были, конечно, и трудности — как же без них? Помню, заехали уже совсем в дикую местность — никаких дорог. Смотрим, идёт человек из местных. Спрашиваю его: «В той стороне какая-нибудь дорога есть?» Он радостно так кивает: «Е-есть!» — «Ну так поехали скорей!» — шофёру говорю. Но шофёр более проницательный оказался, чем я. «Погоди!» — говорит. Подходит к этому путнику, спрашивает: «А грязь там есть?» Тот так же радостно говорит: «Е-есть!» — «Так!» Шофёр на меня глянул, потом снова к этому повернулся: «Значит, дороги там нет?» Тот так же радостно говорит: «Не-ет!» Оказалось, по-русски он совершенно не понимал, только последнее слово повторял, чтобы людям приятное сделать.

— Какие-то у тебя все весёлые трудности! — с завистью проговорил я.

— Настроение весёлое было, поэтому и трудности такие же! — сказал дед. — Ну, если хочешь, и о тяжёлом тебе расскажу. Заехали мы всё же в болото, заднюю рессору сломали. Вытаскивали машину из болота своими силами, потом добрались кое-как до Евлаха, там нам сразу выдали запасную рессору — Вавилова тогда вся страна знала: член ВЦИК! Но рессора та не совсем подходила к нашей машине — намаялись мы с ней. Помню: пыльный горячий двор, инструменты так солнцем накалены, что в руку не взять. В углу двора колонка с водой, но труба к колонке этой по поверхности идёт, поэтому вода вытекает почти горячая. Напьёшься — в пот ударяет, сразу слабеешь, а тут кувалдой надо бить по железу! С тех пор усвоил я твёрдо урок: чем жарче, тем меньше надо пить.

— Ну, а дальше что было?

— Дальше? Починили машину, проехали по всему маршруту, задание выполнили: собрали коллекцию тритикум персикум, задокументировали — к каждому пучку привязали бирку (собрано на такой-то высоте, возле такой-то деревни). Отдали нашу коллекцию шофёру — после того, как он обратно нас доставил, — и повёз он нашу коллекцию Вавилову. И стала наша коллекция одним из четырёхсот тысяч номеров вировского собрания растений. Вскоре директор станции Якубцинер вернулся, и стали мы с ним заниматься скрещиванием пшениц. В то время я уже твёрдо решил: буду заниматься выведением новых сортов. И на следующее лето, ещё год в аспирантуре проучившись, начал я уже самостоятельные опыты проводить. Самостоятельная уже идея появилась у меня: вывести сорт пшеницы для северных областей. До этого пшеница в основном на юге культивировалась, а я решил продвинуть её на север.

Взял сорт «прелюдия» — у нас его «прелюдкой» называли. Отличалась «прелюдка» скороспелостью, что для короткого северного лета очень подходило. Но колос у «прелюдки» не очень богатый был. Для получения мощного колоса скрестил я «прелюдку» с мощным, высокорослым сортом веллютинум. Заложил этот опыт на Севере — под Мурманском, в Хибинах. Посеял, вернулся домой, месяца через полтора приехал снова в Хибины, вышел в поле — и чуть не закричал от изумления: гибрид мой вырос совершенно чёрный! А под Ленинградом тот же гибрид нормального оказался цвета. Стал думать я: в чём же дело?

— Ну и в чём же? — нетерпеливо спросил я.

— Сразу и не догадаешься! — стал поддразнивать дед.

— Ну так скажешь или нет?

— Тебе всё сразу надо! А я чуть не две недели голову ломал! И догадался! — Дед радостно шлёпнул себя по колену. — У «прелюдки» на самом конце ости чёрная точка, там содержится красящее чёрное вещество антоциан. В наших условиях он не очень себя проявляет, но на Севере, при ярком освещении, прогрессирует необычайно!

— А почему же на Севере яркое освещение? — удивился я.

— Да, сразу видно, что ты не бывал нигде! — вздохнул дед. — Нигде не бывал и, хуже того, ничем не интересуешься! Ну, попробуй объяснить: почему на Севере яркое освещение?

— Из-за снега? — предположил я.

Дед покачал головой.

— Из-за северного сияния! — воскликнул я.

— Нет! — Дед вздохнул. — Северное сияние зимой бывает, а пшеница летом растёт. А что там летом у них?

— Что? — повторил я, как автомат.

— Летом там круглые сутки солнце — полярный день! Неужели не знаешь?! Потому и почернел мой гибрид — от непрерывного света!

— А... Да. Понимаю, — проговорил я.

— Да-a, — сказал дед. — Помню, совершенно потрясённый я тогда у чёрного поля стоял. И знаешь, что чувствовал при этом?

— Ужас?

— Нет, не ужас. Восторг! Сколько же, думаю, чудес живой природы мне предстоит ещё в жизни моей увидеть! Ну, этот гибрид не очень удачный получился: дичок навязал свой мелкий колосок. Подарочек! И как избавиться от него, не очень понятно. Селекция — дело сложное! Бывает, в первом поколении гибрид замечательный, сеешь на следующий год — все недостатки откуда-то вылезают. Ну, о селекции я тебе более подробно на месте расскажу, когда приедем. А тогда — уже азарт меня захватил — решил я скрестить «прелюдку» с полбой.

— А что это — полба?

— Это тоже разновидность пшениц, отличается неприхотливостью. Помнишь, нет: «Буду служить тебе славно, усердно и очень исправно, в год за три щелчка тебе по лбу, есть же мне давай варёную полбу!» Помнишь, откуда это?