Что-то не так (СИ)

Но здесь даже боль и усталость ощущались как-то щадяще – какой-то именно надсаженностью, а не явной болью – мышечной, суставной, как оно там обычно бывает. Руки-ноги-плечи-шея не болели, не «отваливались», а своим ощущением как бы давали понять, что пора бы как следует отдохнуть... Давали понять очень явно, и с каждым часом все больше настойчиво... В общем, настало время всерьез озаботиться каким-то пристанищем, каким-то углом, куда можно, хотя бы на какое-то время, забиться, «зализать раны»...

– Во-первых, я элементарно устал.

Марк обернулся вправо. Старый знакомец снова погасил свой нанотехнологический светоч и сидел теперь, рядом, также прислонившись спиной к кованному парапету (литому? под сверхвысоким давлением? или отпечатанному на каком-нибудь 5-D нанопринтере?), бессменно уложив палку факела между ног. Снова начало рассветать, и рассеянный свет начал формировать из мрака привычные атрибуты мира, здесь «с поправкой на город», – дорогу, бордюры и парапеты, вдоль полосок-газонов, ажурные решета палисадников...

– Во-вторых, проголодался, и так, что подумываю, все-таки, стать каннибалом. В-третьих, у меня голова идет кругом, и сама по себе, естественным образом, и потому, что уже почти сутки, по ходу, я топчусь кругом на одном месте... А в-четвертых, я, кажется, окончательно понял, что счастливую старость мне придется встречать здесь, и поэтому надо как-нибудь обустраиваться. Как у вас тут дела со счастливой старостью, кстати? В каком возрасте выходят на пенсию? Попаданцам ее дают? Если дают, то каковы шансы до нее дожить? Или, в связи с истощением тейстера, равно как запаса ттайргесов, пенсионный возраст у вас отодвигается в вечность? Я вообще так устал, что даже есть, кажется, уже не хочу, и, похоже, уже не захочу никогда... Но поесть надо, даже через силу. Иначе наступит момент когда я свалюсь бездыханный, и от усталости даже сам не замечу... Ты, по идее, должен знать как все это подкрадывается – незаметно... Надо что-то найти. Не может ведь быть – чтобы во всем таком мегаполисе не осталось ни репки съестного. Даром что все отсюда, по ходу, свалили... Твеййессо, внемли, дружище! Надо найти дас-даас!

– Оддетт ойхеммде, – отозвался мальчишка, как показалось – грустно.

– Опять ойхеммде. Я уже понял, что это значит что-то типа «обломайся», или «хрен тебе», или «хрен вообще»... Ну что же, давай снова без дас-даас. И наверняка сейчас опять куда-то потащимся... Если бы не особоэргономическая дорога, экологически свежий воздух, и приятные горные виды... Хорошо, кстати, что у меня кроссовки родные, не палево. Паленые бы расслоились сразу после того как я хапнул ттайргес, и судьба вашего мира повисла бы на волоске... Пошли поищем какой-нибудь хавчик! Дас-даас значит «хавчик» – понял? Хав-чик. «Ч» звук для вас чужеродный, поэтому ты особо не парься, если не зайдет с первого раза... А я все пойму и прощу... – Марк поднялся.

Рассвело уже так, что в круге этих десяти-двенадцати метров до плоти «игхорга» можно было разобрать почти все детали. Твеййессо поднялся вслед.

– Оддетт ойхеммде, – обвел рукой стену тумана. – Эйнехх лоттейммде сойтесс, – указал на запад. – Кхаа геэссейммдетт! Не-эйнехх ойггененхест лоттеммдент, – снова указал на глаза. – Лететтеммдент игхооргейм, айк ххисастсерт, – замер; выражение на его лице «не сообщало никакой надежды».

– Я понял, что нам нужно быстрее отсюда валить пока игхорг, – Марк кивнул. – Что мы попытались сделать уже два раза. Когда игхорг кончится – нас, как я понял, сразу локализуют и схватят. Почему нас не могут схватить пока игхорг – я не понимаю от слова «совсем». Никакой известной мне логики пока в этом не вижу – очевидно, здесь вступает в силу какой-то новый, мне доселе неведомый, фактор... Но если так, то мы, получается, в тупике. Слушай, но ведь это дурдом, все-таки! Почему бы не идти и идти себе на запад? Сойт, – он вспомнил «Лейнгергеммех рейсс-сойтедде», где «сойт» явно значило эту строну света. – Таахейнгес, – изобразил двумя пальцами перебирающего ногами человечка. Затем присел, и начертил на кладке дороги ломаную линию – которая, несколько раз изменив направление, стремилась все равно все дальше на запад.

Твеййессо проследил за пальцем, присел, и там где линия кончилась провел перпендикуляр. Затем поднялся, скрестил руки перед собой:

– Айнехх тахеэллентде.

– Ясно. Тот выход, в том коридоре, ты открыть смог. Или, даже вернее, он был открыт, в плане вашего плана по похищению меня, как видно... Но я всю малину испортил, и теперь от «сойта» мы – вы, то есть, – отрезаны... Слушай... Но я-то пройду? – он обернулся в туман. – Если там просто ворота, типа какие тогда проходили мы с Гессехом, там, в Лейнгергеммех, – то я-то пройду?

Он обвел руками очертания ворот, указал на себя, пальцами изобразил проходящего сквозь них «человечка», затем указал на Твеййессо, повторил запретительно-скрещенный жест.

– Тедегтерт, – тот покивал серьезно. – Не готтетт ллейнгедде, – он указал на север. – Кхаа ггаалетт, – указал на восток, в ту сторону куда они уходили и откуда вернулись.