Что ты натворил

— Я не могла поверить, что так ошибалась насчет нас. Я растерялась. Я имею в виду, что это я должна была заботиться о тебе. Я должна была быть матерью, которой у тебя никогда не было. И я хотела заботиться о тебе. Но ты изменил мне и все разрушил.

— Так получилось.

— Я следила за вами. Смотрела, как ты обнимаешь ее за талию. Смотрела, как вы прикасаетесь друг к другу, целуетесь. Я видела, что ты влюбляешься в нее. Я видела.

Лиам медленно протянул руку:

— Ванесса, отдай мне пистолет.

— Все, чего я хотела, это быть любимой, и думала, что так оно и есть. Я думала, что мы любим друг друга. Когда моя мама умерла, я нуждалась в тебе, а ты отвернулся от меня.

— Чушь, — огрызнулся Лиам. Он оглядывал комнату в поисках чего-нибудь, что можно использовать для защиты, но ничего не находил. За столом он был полностью беззащитен. — Я был с тобой на каждом этапе пути. Я старался быть рядом. Я сделал бы все. Ты меня оттолкнула. Ты хотела, чтобы твое горе принадлежало только тебе, и ты оттолкнула меня. В объятия другой женщины.

— Нет, — ответила Ванесса, и в ее глазах заблестели слезы. — Это не так. Мы созданы друг для друга. Мы единственные, кто знал, что такое настоящая боль. Мы единственные, кто знал, каково потерять родителя в раннем детстве, и этот опыт дал нам узы, которые не разделишь ни с кем другим. Это в нас. Всегда. А потом, когда ты был мне нужен, тебя не было рядом. Ты был с той шлюхой. Ты захлопнул дверь в наше будущее и начал новое с Керри Миллер. Ты оставил меня одну.

— Отдай мне пистолет. Пожалуйста.

Ванесса проигнорировала его.

— Мне потребовалось время. Пришлось пройти через несколько стадий, как пишут в книгах. Депрессия, отрицание, торг. Но, дойдя до гнева, я застряла. Я не могла его стряхнуть. Что бы я ни делала, у меня не получалось подавить гнев, который кипел внутри. Он был как вирус, который распространялся, пока не поглотил меня, и я могла думать только о том, чтобы выплеснуть этот гнев на тебя и всех вокруг тебя. Я хотела, чтобы ты страдал. Я хотела, чтобы ты узнал, что такое настоящая боль, и я придумала идеальный план. Я убью твою подружку, повешу ее убийство на тебя и буду смотреть, как ты гниешь в тюрьме до конца жизни.

Лиам подался вперед:

— Боже мой, Ванесса. Что ты наделала?

Ванесса переменила позу, но пистолет не дрогнул.

— Тайны. Первой частью моего плана было соблазнить Шона, влюбить его в себя и показать тебе, каково чувствовать себя обманутым. На это потребовалось время, но это и правильно. Он был очень верным братом. Он любил тебя, и поначалу мысль о романе со мной казалась ему неприемлемой. Но женское прикосновение может опьянять. Через какое-то время это прикосновение возобладало над его верностью тебе, и между нами зародилось нечто настоящее. Хочешь верь, хочешь не верь, но в итоге я действительно в него влюбилась. — Ванесса засмеялась. — Можешь в это поверить? Предполагалось, что это я его соблазню, а на самом деле он соблазнил меня.

Лиам оглянулся, прикидывая расстояние от места, где он сидел, до входной двери. Слишком далеко, чтобы сбежать невредимым. Они сидели слишком близко. Он знал, что с такого расстояния она не промахнется. Он посмотрел обратно на свою захватчицу и понял, что больше не узнает эту женщину. Выражение в ее глазах напомнило ему глаза матери в тот день, когда она пыталась его убить. Это пугало его больше всего.

— Тайны. Однажды, совершенно неожиданно, Керри предъявила мне претензии по поводу моего романа с Шоном. После моей смены она подошла ко мне прямо на больничной стоянке. Я остолбенела. Эта шлюха имела наглость подойти ко мне? Мне потребовалось все самообладание, чтобы не удушить ее на месте и не свернуть эту совершенную шейку, но она пришла не осуждать меня или устраивать скандал. Она пришла как друг. Она пришла предостеречь.

— Ванесса, пожалуйста.

— Я выслушала ее, и то, что она рассказала, ошарашивало. Во-первых, она призналась, что у вас с ней был роман, и сказала, что ждет от тебя ребенка. Твоего ребенка. Я знала, что убила бы ее на месте, но сохраняла спокойствие, подавляя ненависть, пока чуть не потеряла сознание. Ты дал ей ребенка, которого я не могла иметь. Ничто не могло ранить меня больнее.

— Я…