Что у нас впереди?

Кто-то нас запечатлел на наш фотоаппарат у дома на Пятницкой, в Москве. Мы с Мариной уходили на работу, а ребятишки – в школу. Скорее всего, что дочка – во второй класс, а сын – в первый. Получается, что это 1985-й год, судя по одежде – осенняя пора. Дочка уже октябрёнок, значок у неё на форме. Принимали их в помещении «Траурного поезда В.И.Ленина», что у Павелецкого вокзала. И сын был октябрёнком. И пионерами оба побывали. А вот дальше – не получилось.  Началась перестройка, а потом и отмена всего, в том числе и крепостного права. Были октябрята, меньшие братья пионеров, пионеры – младшие братья комсомольцев, да и комсомольцы оставались какое-то время, по инерции, тоже младшие сыны и дочки уже последней инстанции. Но нашим детям не посчастливилось. Не то, что их не «охватили», как тогда выражались в охватывающих комсомольских кругах. Больше стали заботиться о том, чтобы ухватить самим что-нибудь. Не до других. С «охватом» нас с Мариной в коммунистическую партию сложнее. Я в институте преподавателем работал, Марина – в школе. Но приняли и нас, хотя мы совсем даже и не из рабочих и крестьян по службе, а не по происхождению. Но перестройка продолжилась, в 93 году я заявление написал о выходе из КПСС, пробыв в ней десять лет, а потом и Марина. Но она лучше сделала. Сумочку у неё украли в детской поликлинике, в которой был партийный билет. Не отыскалась. После обязательного шума и выговора билет новый она получила, а практически на следующий день и подала заявление о выходе. Тогда в ряды коммунистической партии принимали не всех желающих, как сейчас. Был строгий отбор, определявшийся процентным соотношением рабочих (крестьян) и трудовой интеллигенции, т.н. прослойки. Поэтому нам с Мариной было несколько затруднительно «пролезть» в сплочённые ряды. Продвижение до партийного билета было сродни переходу Суворова через Альпы (вот, например, для меня, тогда – преподавателя вуза): собрание партийной ячейки (кафедры), партийное бюро факультета, партийное собрание института, комиссия ветеранов партии райкома района города, решение бюро райкома этого района. После этого получаешь карточку кандидата в члены партии. Через год всё это движение по лестнице «от простого к сложному» повторяется, но уже получаешь партийный билет…

Худущий, как бельчонок, одни глаза. В руках – белый гриб. Это точно 87-й год. В этот год мы купили домик с небольшим участком в посёлке, где жили мои родители, сравнительно дёшево, у хорошего знакомого моих родителей. Дом был очень старый, привезен давно, где-то в двадцатых годах, в разобранном виде из Тамбовской области. К моменту покупки ему вполне могло быть под сотню лет, потому что и там он был уже не молодушкой. В этот год Марина устроилась на работу в пионерский лагерь, недалеко от Михнево. Дочка и сын были при ней. Вот эти грибы как раз оттуда: один – белый, другой – глазастый…

Озеро Рица и ещё одна фотография с теми же людьми. Как они попали в эту пачку? На ней Маринины бабушка Тоня и дедушка Илья. Они часто летом выезжали на отдых во время дедушкиного отпуска куда-нибудь на юг. По путёвке. В то время дедушка работал на какой-то государственной работе. Да он и всё время был на государственной службе. Во время войны, например, он заведовал хлебом по Москве. Бабушка и дедушка в молодости друг друга хорошо знали, в одном дворе жили. Пришлось ей побывать и на свадьбе у Илюши, как она его называла. Потом и сама замуж вышла. Родились у них в семьях дочки, Елена – у Ильи, Ольга – у Антонины. Потом жена Ильи умерла, а Антонина с мужем развелась. Вот через некоторое время и сошлись бабушка и дедушка в семью. Елена и Ольга сёстрами стали, Ольга по отчеству стала Ильиничной с фамилией нового отца. Дедушка Илья умер в 1974 году. В последние годы болел сильно. Больше всего сказалось пребывание его под следствием в течение года во времена Ежова. Но в 38 году Ежова перевели на другую работу, и в связи с заменой этого руководителя (на Л.П.Берию) быстро пересмотрели уголовные дела и большую часть находящихся под следствием отпустили. В их число попал и дедушка Илья. Вышел без зубов, с больным позвоночником и больными ногами. Больше его не трогали, он так и продолжал работать на государственной службе. Был он очень честным. Уж его-то в Москве во время войны знали, кто он такой. И бабушку Тоню тоже знали в прикреплённом магазине, где отоваривали по карточкам. Несмотря на это – всегда только по положенным карточкам и в порядке очереди. Сейчас можно говорить об этом, но кто поверит, что он действительно был исключительно честным. Да, скажут (или подумают), это же ваш родственник, понятно, что вы о нём так говорите. Ну, ничего, нам достаточно самим знать об этом…