— Я виноват, виноват, виноват… — заведённым автоматом твердил Степан, не замечая, что уже завалился на бок, и теперь пытается свернуться калачиком, не отводя рук от ушей. Каким-то чудом он всё ещё не бросил кнут, но силы к сопротивлению уходили, как испаряется вода под летним солнцем.
Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Сквозь выступившие слёзы Степан разглядел невысокий силуэт, узнал рыжий огонь бороды и усов.
— Ру-уй! — провыл человек, содрогаясь то ли в плаче, то ли в последнем хрипе.
— Хозяин, вставайте!
— Ру-уй! Я виноват, виноват, виноват…
— Вставайте, хозяин! Вставайте! — домовой настойчиво тянул его за руку, пытаясь поднять с земли.
— …виноват, виноват, виноват…
— Каждый в чём-то виноват, хозяин. Не дайте им запутать вас. Это не ваша совесть, это даже не стыд. Это то, что сожжёт вас изнутри!
Степан, зажмурившись и сжавшись в комок, до крови закусил нижнюю губу. Он чувствовал, что слова Руя правда, что его в самом деле начинает пожирать какое-то тёмное пламя, но был не в силах ничего с этим поделать.
— Хозяин, мадемуазель Ника! Помогите ей, хозяин!
Мужчина широко открыл глаза и посмотрел на лютена. Из прокушенной губы на подбородок стекала кровь, ноги и руки свела судорога. Медленно, будто одеревеневшие, Степан отнял ладони от ушей.
— Ника… — прохрипел он, впервые делая попытку подняться.
— Помогите ей, хозяин!
Неверными движениями пьяного человек завозился на земле, руки лютена подхватили его левое предплечье, и тут же в правое вцепились руки гоблина. Вдвоём Руй и Дуфф помогли Степану встать. Перепачканный грязью, измазанный в крови, он поднял взгляд к башне — и увидел, что в окне уже никого нет.
«Дверь же закрыта», — мелькнула в бредовом тумане мысль, но тут залязгали засовы, и на дорожку выбежала девушка. До смерти перепуганная, но совершенно живая и здоровая.
— Ни-ка… — по слогам просипел Степан, делая шаг к ней. По ту сторону ограды верхушки деревьев в лесу начали покачиваться, отмечая приближение нового и, должно быть, последнего, шквала.
Девушка обхватила ладонями его лицо, с ужасом всматриваясь в глаза — и, увидев, что взгляд у мужчины хотя и мутноватый, но всё-таки осмысленный, облегченно выдохнула.
— Господи, я так испугалась…
Четвертый шквал подкатывал, в лесу что-то шипело, свистело, улюлюкало, будто там бесновалась целая армия ночных демонов. Степан затряс головой, как отряхивающая воду собака, обернулся к лесу — и заорал во всю мочь, срывая голос:
— Прочь! Вон отсюда! Прочь, я сказал!
Шквал будто обрубили по невидимой границе, где-то над коваными пиками ограды — и внезапно в обратную сторону, весело посвистывая, устремился свежий весенний ветер, разом унёсший в темноту все зловещие звуки. Четверо у башни подняли головы к небу: на чёрном бархате одна за другой — они вдруг поняли, что это впервые за весь вечер — проступали искорки звёзд. Ухнула сова, ей ответила другая.
Между прутьями ограды, обвивая каменные столбы и деликатно обходя побеги плюща и винограда, к шато потянулись тонкие струйки тумана.
Дуфф среагировал первым: схватив Нику за руку, он потащил ошеломлённую девушку за собой, втолкнул её в башню и захлопнул дверь. Руй вышел вперёд, раскручивая свой кнут и доставая из ножен кинжал. Гоблин тут же присоединился к нему, и оба они встали так, чтобы с боков защищать человека.
Степан в последний раз тряхнул головой, сгоняя остатки наваждения. Тыльной стороной ладони стёр всё ещё сочившуюся из губы кровь и, в свою очередь вытащив кинжал, шагнул к друзьям.
— Подвиньтесь немного, пожалуйста.
Фейри шагнули в стороны, и теперь троица ждала.
Даже на расстоянии чувствовалось, что пришедший из лесу туман не имеет ничего общего с весной и солнцем. Это был тот редкий зимний туман, который, несмотря на жарко натопленный очаг, способен выстудить весь дом. Промозглый, пробирающийся под тёплую одежду и толстые одеяла, замораживающий даже в движении. Ледяными пальцами касающийся кожи, а потом проникающий в сами жилы, в кровь, в сердце.
Степану показалось, что накрой их сейчас это туманное облако, сражению пришёл бы конец. Но теурсты были охотниками — а, кроме того, человек вдруг заметил, что клочки тумана остаются разделёнными, и не выказывают никакого желания объединяться. Это была стая, однако стая, где каждый действовал сам по себе, потому что не хотел делить с другими добычу.
Первый призрачный пёс соткался из тумана у угла башни, на каменных плитах дорожки, ведущих к главному входу. Впрочем, едва только оскаленная пасть и будто закрытые бельмами глаза проступили из тьмы, Степан понял, что на собак эти существа похожи лишь очень отдалённо. Высокие, поджарые, на тонких, даже тощих ногах, с косматой свалявшейся шерстью, по которой пробегали зеленоватые проблески болотного огня, они выглядели скорее как призраки настоящих псов.
— Я — хозяин этой земли! Прочь отсюда! — попробовал человек на всякий случай, но теурсты проигнорировали его слова. Казалось, пасти оскалились ещё шире, демонстрируя насмешку над жалкой попыткой кого-то претендовать на статус хозяина. Хозяевами здесь были они, и призрачные гончие прекрасно это знали.