Чудо десяти дней

Эллери достал из бюро Дидриха карманное зеркальце и вернулся к кровати, поставив его перед мертвой Салли. Он знал, что она мертва, но сделал это по привычке. Дышать было трудно из-за прихлынувшей к его горлу крови, но он стал нечувствителен к боли. Внутренний голос, прозвучавший непонятно откуда, обвинил его в ответственности за ужасное преступление, но и это на него не подействовало. Лишь потом, когда он положил зеркальце с отпечатками губной помады на верх бюро ее мужа, до него дошло, о чем неустанно твердил ему внутренний голос. И тогда он спешно покинул спальню Дидриха.

Говард лежал в своей кровати в спальне на верхнем этаже, примыкавшей к его студии.

Он был полностью одет и пребывал в том же бессмысленном трансе, в котором Эллери застал его после жуткой ночи на кладбище Фиделити.

«Ты сам был своим лучшим диагностом, Говард. Ты ощущал в себе доктора Хайда и предвидел это грязное убийство».

Что-то было зажато у него в руках.

Эллери поднял одну из них. Между двумя сильными скульпторскими пальцами оказались стиснуты четыре длинных мягких волоска, а под ногтями всех его пальцев, кроме больших, виднелись окровавленные кусочки кожи, содранные с шеи Салли.

День девятый

Шеф Дейкин всю ночь то появлялся в особняке, то уезжал, привозя с собой полицейских, судей и врачей и объясняя им суть случившегося, потому что они были новичками или по меньшей мере незнакомыми Эллери людьми. Где теперь прокурор Фил Хендрикс с его ртом вроде голубиного клюва, сменивший молодого Карта Брэдфорда, который, вторично возобновив договор, оказался в губернаторском особняке столицы штата? Где нервный следователь-коронер Сейлемсон с его астмой и вином из крыжовника? Где старый парализованный Данк — из похоронного бюро Данкана? Увы. Хендрикс занят в Вашингтоне «охотой на ведьм», Сейлемсон покоится на кладбище в Твин-Хилл, а старший мистер Данкан, успевший проводить три поколения райтсвиллцев в сырую землю, сам сделался одновременно и воздухом, и ветром, и пылью, отдав распоряжения о своей кремации.

Вместо них здесь присутствовал угрюмый молодой человек по фамилии Шалански, не сводивший с Эллери испытующего взгляда. Как выяснилось, именно он выступал сейчас в роли Немезиды для уголовных преступников округа Райт, а иначе говоря, был прокурором. Следователем-коронером стал некий Грапп, проворный, худощавый малый, похожий на хирурга, с длинным носом и пронзительными глазами. Вместе с ними в особняк прибыл и новый владелец похоронного бюро — круглолицый мистер Данкан-младший. Судя по улыбке, блуждавшей у него на губах, он беседовал с коллегами о вскрытии. (Следует заметить, что в Райтсвилле до сих пор отсутствовал официальный морг.) Эллери решил, что этого человека явно зачали на мраморном столе морга, колыбелью ему служил гроб, материнским молоком — флюиды бальзама и он удовлетворил свой первый юношеский порыв страсти с какой-нибудь посетительницей отцовской конторы. Эллери не понравилось, с каким выражением этот пухлый мистер Данкан посмотрел на Салли. Совсем не понравилось.

В среду утром он увидел в доме грузного решительного господина с широкой, задубевшей шеей, от которого словно исходил запах власти. Это был шериф округа Мофлес, сменивший Гилфанта. Не лучшая замена! К счастью, Мофлес ненадолго задержался у Ван Хорнов, — очевидно, ему нужно было только удостовериться, что репортеры из газет правильно записали его фамилию.

Усадьба была набита полицейскими, явился даже наряд конной полиции. Попадались на глаза и штатские с черными саквояжами, и просто зеваки. Как заподозрил Эллери, эти не в меру любопытные горожане воспользовались традиционным американским правом бродить вокруг да около богатых особняков.

Что же, подумал он, убийство в Райтсвилле должно пахнуть так же, как и в иных городах. Никаких выдающихся причин и особенных признаков здесь быть не может.