Чудо - из чудес

            …Мучимый совестью, он уехал сюда, в Неаполь, откуда послал сенату составленное Сенекой письмо, в котором говорилось, что Агриппина организовала заговор, чтобы убить его, и когда покушение не удалось, лишила себя жизни. Выслушав это письмо, сенат постановил, что во всех храмах должно быть принесено благодарение богам за спасение императора.

            И вот, наконец, последовали исполненные преданности ему послания из провинций.

            Теперь можно было и возвращаться в Рим…

            Уже не задерживаясь больше, император дочитал послание до конца и с ласковой улыбкой попросил Ахилла передать его благодарность жителям Синопы и всего Понта за благонадежность и горячую любовь к своему цезарю.

            — Благодарю!.. Благодарим!.. Обязательно передам! — сбивчиво пообещал Ахилл и, волнуясь еще больше, добавил: — У меня к тебе есть и личная просьба, цезарь!

            — Ты что?! — тут же обжег его негодующий шепот номенклатора. — Немедленно убирайся отсюда! Или ты не знаешь, что цезарь, даже в урочное время получив жалобу, отвечает на нее только на следующий день, и исключительно в письменном виде!..

            Ахилл, видя перед собой вопрошающие глаза Нерона, понимал, что у него, а значит, и у отца, есть шанс сейчас, немедленно, решить это дело, но слова номенклатора, выхваченный боковым взором сенатор Мурена, который всем своим видом говорил: «Ты что, с ума сошел?!» — заставили его, низко кланяясь, отойти назад. За ближайшую свиту… за преторианцев… за толпу сенаторов и всадников. Тем более что к императору подошел консул и с деловым видом начал что-то почтительно предлагать ему.

            — Цезарь, а не пора ли нам возобновить закон об оскорблении императорского величества?.. Это даст казне немалый доход… — услышал Ахилл голос консула и ответ Нерона:

            — Да-да, ты прав! Это хорошо и главное вовремя придумано! Будем действовать так, чтобы ни у кого ничего не осталось! А что мне нужно, ты знаешь сам!

            Пока Ахилл приходил в себя, консул закончил свой разговор с императором и направился к сенатору Мурене.

            И снова Ахилл оказался невольным свидетелем чужой беседы.

            — Цезарь остался доволен твоим предложением! — говорил сенатору консул.

            — Моим? — недоверчиво уточнил тот.

            — Ну, нашим! Да, я так и сказал ему — нашим! Теперь нам нужны честолюбивые, жадные, смелые и неглупые люди! Отыщи их! И, коль уж заварил эту кашу, помоги мне расхлебать ее!

            — Да где же я так сразу найду их тебе? — вслух удивился Мурена. — Жадных и честолюбивых — хоть пруд пруди. Но, чтобы они были к тому же неглупыми… да еще и смелыми!.. Можно сказать, даже отчаянными… и — преданными нам во всем…

            Он с презрительной усмешкой осмотрелся по сторонам и вдруг натолкнулся взглядом на Ахилла.

            — А-а, ты еще здесь? Это хорошо, это очень хорошо, мой… мальчик! Ты можешь пригодиться мне и в третий раз! Как только вернемся в Рим, немедленно приходи ко мне!

            — А что, цезарь скоро отправляется туда?

            — Уже отправляется! — оборвал его Мурена, показывая на вставшего с ложа Нерона и людей, идущих к разукрашенным золотом и драгоценными камнями повозкам и каретам.

            Прошло совсем немного времени.

            И тысяча мулов тронулась в путь.

            Даже копыта этих животных были подкованы серебряными гвоздями…

***

            ...Грязные копыта старого мула, навьюченного дорожными сумами, месили раскисшую от дождей землю Фракии.

            — Да, это не Виа Аппиа — Царица Дорог! — хрипло дыша, ворчал Янус. — Там, — мечтательно щурился он, — от Рима до самой Капуи ни тебе кочек, ни рытвин — едешь, как по бронзовому зеркалу тамошней красавицы! А тут...

            Он оглядел гористую, заросшую лесами местность и презрительно сплюнул:

            — Одно слово — Фракия!

            — И сколько нам еще так шагать, — глядя на апостола, со вздохом согласился Юний. — Сами боги и те, наверное, толком не знают!..

7

Молодые супруги подошли к священнику…

            Проснувшись наутро, Лена сначала никак не могла взять в толк — почему это она лежит одетая под одеялом?

            Затем, с ласковой улыбкой взглянув на еще спавшего на своем диване мужа, поняла, что это он вчера, уложив, заботливо укрыл ее им.

            «И как же это меня угораздило вчера так незаметно уснуть…» — сладко потягиваясь, подумала она.

            И вдруг от ужаса подавилась зевком:

            «А как же диктофон?!»

            Вся задумка помочь Стасу из-за ее усталости и невнимательности мгновенно оказалась под угрозой срыва!

            Лишь найдя диктофон у себя под подушкой выключенным, причем так, чтобы случайно не включился, она успокоилась.

            «Надо же, совершенно не помню, как его выключала. Вот они — издержки моего нового состояния, или как говорят — известного положения… Надо к нему теперь привыкать! И в следующий раз быть осторожнее».

            Она посмотрела, сколько вчера было записано, и не поверила своим глазам.

            «Так много?!»

            Пора было снова приглашать Олега с Ириной, чтобы они перенесли звуковой текст на переносной компьютер.

            — Стасик, — взглянув на часы, тихонько позвала она. — Вставай!

            — Ма… ну сегодня же суббота, дай человеку поспать! — по давней привычке заворчал еще не проснувшийся Стас.

            — Я пока еще не мама! — уже громче сказала Лена. — Поднимайся, а то в храм опоздаем!