Чудо - из чудес

            — Одно ясно — Ване сейчас говорить это никак нельзя, — подумав, сказал Стас. — Он ведь после контузии, к тому же, я видел, шампанского пригубил, а пить ему никак нельзя — такое сразу может начаться… Нет, сначала нужно его, как следует, подготовить… А еще лучше вот что! Давай-ка с тобой помолимся. Ты же ведь знаешь, что если двое или трое соберутся во Имя Господне и станут просить о чем угодно, то посреди них будет всегда — Сам Христос! Ну так что — начали?

            — Да! — охотно поддержала эту идею Лена. — А кому?

            — Святому апостолу, его мощи как раз сейчас на мне, вот они, — сняв с себя, положил на ладонь крест-мощевик Стас. — Нашим и Ванькиному с Викой, ах ты, у нее же, как у некрещеной — их нет, небесным покровителям и Ангелам-хранителям. Всем святым, которые только нас услышат, само собой, отцу Тихону, Пресвятой Богородице, чтобы они умолили Бога управить все, не как Вике, Ване или нам с тобой хочется — а как то угодно Господу! То есть, все предадим в Его святую волю. Ну что мы с тобой можем? А Он может — всё. Пусть не сразу, но зато основательно и — навсегда!

            — Да, — согласилась Лена. — Вика ведь сгоряча все это сказала, глядишь, сейчас одумается и перезвонит отцу. Да и он у нее, судя по всему, верующий, порядочный человек. Может, даже сам прилетит, чтобы все это дело уладить. Ты, как всегда, прав. Давай лучше помолимся. И, — поцеловав крест-мощевик, она помогла Стасу надеть его на себя, — пойдем к гостям. А то они нас наверняка уже там заждались!..

6

— Это мой папа прилетел! — торопливо вскочила Виктория.

            Гости действительно заждались молодых.

            Но если Лена со Стасом пришли сами.

            Обнимая друг друга.

            То Викторию и Ваню нужно было приводить из разных мест.

            Григорий Иванович, призывая всех к тишине и вниманию, постучал столовым ножиком по стоявшему перед ним графину с красным соком.

            И как-то по-особенному тепло проговорил:

            — Я хочу сказать нечто очень и очень важное!

            — Гор-рько! — проснувшись, невпопад подала голос Горбуша.

            — Это, безусловно, тоже важно, — кивнул вороне Григорий Иванович после того, как Лена со Стасом поцеловались, а Ваня с Викторией уже даже не встали. — Но тут дело касается нас всех! Я — об отце Тихоне…

            В зале сразу без всяких просьб наступила полная тишина.

            — Ведь, если разобраться, то именно он свел нас всех здесь сегодня! Совсем других, не тех, какими мы были тогда. А — духовно просветленными, обновленными, нашедшими главный смысл человеческой жизни. Лично у меня такое ощущение, что он сам сейчас присутствует среди нас и — радуется вместе с нами!

            «И правда, как же все изменилось здесь после его приезда, — слушая Григория Ивановича, думал Стас. И судя по тому, что Лена крепко-крепко сжала его руку, она думала так же. — Восстановлен храм, и сама Покровка из деревни стала селом. Хотя многие, да и сам он, частенько еще путаются, называя — то, по старинке, Покровкой, то Покровским… И люди изменились так, что многих из них совсем не узнать. Разумеется, в самом лучшем смысле этого слова!»

            Григорий Иванович говорил примерно о том же.

            Только немного другими словами.

            И закончил свое выступление — выступление, а не тост! — подчеркнул он — предложением почтить светлую память отца Тихона вставанием и молитвой.

            Которую сам же проникновенно и произнес:

            — Упокой, Господи, душу раба Твоего архимандрита Тихона и сотвори ему вечную память!

            — Ве-е-ечная па-амять! — торжественно и дружно запели все.

            Кто знал и не знал отца Тихона.

            Кто умел и не умел молиться.

            Ваня, с опаской ожидая бурного возмущения — мол, вы что совсем уже — заупокойная молитва на свадьбе! — покосился на Викторию.

            Но та почему-то молчала.

            Вместе со всеми встала.

            И, опускаясь на место, даже ласково улыбнулась ему.

            «Неужели отец Тихон и с ней мне помог?» — мысленно ахнул Ваня.

            Но дальше подумать не успел.

            Заметив, что Анастасия Семеновна продолжает стоять, как бы прося слово, Григорий Иванович сам сказал:

            — Сегодня, дорогие мои, мы прощаемся с прекрасным и добрым человеком. Скрасившим в свое время жизнь отцу Тихону. И который теперь по своей собственной воле тоже, как и он, хочет умереть для земного, чтобы воскреснуть для вечного. Пожалуйста, Настя!

            Анастасия Семеновна благодарно кивнула Григорию Ивановичу и обвела людей сверкающими от слез в лучах света глазами:

            — Да, — подтвердила она. — Я действительно прощаюсь с вами, с Покровкой и ухожу в монастырь. Где надеюсь сподобиться принятия монашеского пострига. Как мой незабвенный Вася… простите… отец Тихон!

            Она поклонилась всем.

            И попросила прощения.

            Свадьба, хоть уже и не так бурно и шумно, продолжалась.

            Она явно начала клониться к завершению, и Григорий Иванович собирался уже отдать распоряжение сторожу Виктору о подготовленном им праздничном фейерверке, как вдруг за окнами послышался приближающийся звук вертолета.

            — Военный! — сразу узнал Ваня. — С чего бы? Откуда?!

            — Это мой папа прилетел! — торопливо вскочила Виктория.

            Ваня тоже поднялся со своего места.

            Но Виктория остановила его.